Будучи «немолодым хипстером, не желающим жить с зубной болью под названием экзистенция», я редко выхожу за рамки полуироничного тона, позволяющего сохранять хорошее лицо при любой игре. Здесь не вышло. Случилась та степень вовлеченности, которой поддаешься и в то же время сопротивляешься — не в коня корм. Однако беру себя в руки и просто слушаю — что, в общем, единственный стоящий ход с моей стороны.

Путь воина

В итоге подробности этой беседы я оставлю off record. Тем более, что есть уже неплохое интервью, где весь мировоззренческий «стафф» передан вполне четко.

Остальное – мое видение. Тяжелое — как поступь тамплиера. Собственно, Лукин и есть "зачинатель" нравственных крестовых походов против мерзостей этой жизни. Это его «чистоплюйство» - вещь изнурительная. При наличии морального императива невыносимость бытия – отнюдь не фигура речи. Разговор наш начинается с наболевшего. Николай не может забыть печальные события, происшедшие на Куликовом поле в Одессе, где гибель людей выдали за триумф новой политической воли.

«Они кричали: «Круто мы их сделали!» Кого — тех, кто сейчас лежит в могилах?»

 Трагедия вплетается в канву его повседневности и дотоле гомогенная (более-менее) ткань ее постоянно теперь рвется в тонких местах. И я теряюсь перед силой его эмпатии. Мы не на равных: я – внешний обзервер, оцениваю, понятное дело, в гуманистических традициях, но отстраненно; он – участник событий, ужас до сих пор слышен в голосе, терапии временем нет и следа.

Потому постоянно отпрыгиваем назад – в могильники чужой памяти. Туда, где ее носитель застрял на высокой ноте реминисцентного ресайклинга, обрекая себя проживать этот худший из «дней сурка» до конца времен. Чувство персональной вины осязаемо плотно – за то, что гармонии нет и не предвидится. Отсюда и меланхолия вперемешку с горячностью вечного крестоносца.

Путь исследователя

Эта страсть проникать глубоко и вытаскивать на свет божий несообразности мира породила много чего, и, как минимум, три мощных проекта.

Первый (во всех смыслах, 2011 г.) – «Картография памяти» (в этой малопрофессиональной статье много иллюстраций) - включает в себя серию «картин-витрин», объединенных общим для всех оформлением и представляющих собой своеобразную фиксацию моментов прошлого. «Это коллажи, состоящие из деталей, обрывков, предметов, которые сохраняют память о том или ином событии. Проект продолжается на протяжении всей моей жизни».

Он, кроме всего прочего, имеет серьезный интеллектуальный посыл, поскольку посвящен французскому поэту Лотреамону, автору "Песен Мальдорора" – литании зла, перевернутой наизнанку. С точки зрения автора статьи, Лукин – не менее изощренный певец зла, решивший фраппировать публику жестокими картинками, рожденными его не совсем здоровым воображением. Да и поэт, его вдохновивший, подозревался в девиациях, по меньшей мере, литературных, написав вещь столь мрачную, что даже сегодня читать ее без дрожи невозможно. Остается пожать руку куратору проекта Вацлаву Юташ-Зюзину за понимание и продвижение столь сильных – и по исполнению, и по смысловой нагрузке – вещей.

 

Еще более эффектный в своей жажде обнажить захоронения прошлого, которые и без того просачиваются в настоящее, только ковырни - проект «Археология повседневности». 



Яркий по визуальным эффектам и несколько... наивный по месседжам. Понятно, что проистекает он из болевых синдромов и отчаяния. Человечество накопило порядочно скелетов в шкафу и вряд ли призывы вскрыть эти гнойники кого-то реально возбудят к вытравливанию в себе и ближних «оправданной кровожадности». Имманентные вещи (а зло таково) истребимы только вместе с носителями. Здесь интересен "парад" техник - огромная и разнообразная работа проделана. Праздник визуала. Впрочем, чувствительным натурам также есть где разгуляться на предмет заглядывания бездне в глаза.

 https://www.youtube.com/watch?v=bG0udDWjlKY

Путь художника

И уже в который раз вижу неассоциирование себя с contemporary art. При полном с ним концептуальном соответствии. И думается мне, что максима «никакого искусства не существует, есть разные антропологические практики постижения мира» не так уж провокативна. Впрочем, усматриваю в Николае метамодерниста, либо предтечу такового в себе.

«…свойство колебания метамодернизма не должно рассматриваться как некий баланс: «скорее, это маятник, раскачивающийся между 2,3,5,10, бесчисленными множествами полюсов. Каждый раз, когда энтузиазм метамодернизма качается в сторону фанатизма, серьезность направляет его обратно к иронии; в этот же момент ирония колеблется в сторону апатии, и тогда серьезность (равновесная сила) движет ее обратно в сторону энтузиазма».
Люк Тёрнер Metamodernism: A Brief Introduction.

«Метамодернизм заменяет границы настоящего на пределы бесперспективного будущего; и он заменяет границы знакомых мест на пределы беспредельного. На самом деле, это и есть «судьба» человека метамодерна: преследовать бесконечно отступающие горизонты».

Вот это колебание между и между, преследование «горизонтов» и видится мне в работах Лукина. «Постмодернистская чувствительность» и в то же время метамодернистский формат интерпретаций –  ирония более не доминанта. Лукин – это «новая глубина восприятия» без сентиментальности и нравоучительности, это работа с более широким контекстом, чем «здесь и сейчас», это метафизика без наивной веры в чудо.

Да, все его проекты – части одного большого «цитатника», синкретически вместившего в себя литературу, археологию (как способ вскрытия метафизических «могильников» и архивации найденного), архитектуру, кино, медиа (как поставщики архетипов новейшего образца). Но и все они – фундамент для написания нового мифа.

Мне кажется, что все эти игры в перверсии поверхностных смыслов у Лукина вышли за рамки арт-развлечения. Да и были ли они в этих рамках… Лукин - более герменевтик, чем деструктор.

Синкретичен он и в техниках (графика, живопись, иллюстрация, инсталляции, объекты), а потому практически неисчерпаем. Начиная с серии «Комендантский час», где холсты сшиты грубыми швами, и эта привнесенная брутальность - в какой-то мере еще более яркий мессежд, чем собственно сюжет. Фактура — как еще один «герой» картины.

«Люблю трафарет, поскольку люблю изображать реалистические вещи. Еще в учебные годы искал свой стиль. Те, кто занимаются живописью, понимают, как это важно. Трафарет — это не удобство изображения, а это специфический язык живописи. Для кого-то — это признак моей неумелости: «Ты что, рисовать не умеешь?» А мне как-то стыдно показать, что я как раз умею. Демонстрация своей ремесленнической искусности – это уже неактуально».

Путь аскета

Довольно широко пропиаренный проект «Спальный район» - уже больше, чем просто рефлексия на тему этих районов, тошнотворных в своей экзистенциальной нерушимости. Здесь уже вполне видимая попытка архетипизации образов и символов нашей реальности:

«Сознательно китчевые, лубочные — все эти наши символы, подсолнухи и прочее. К сожалению, это уже архетипы, которые стали частью нашего сознания и в этом заключается наша трагедия. Здесь не место дикому восторгу. Это повод задуматься, почему именно эти вещи стали знаковыми для сегодняшней реальности. Техника соответствующая — трафареты и вышивка крестиком, которая четко ассоциируется со школьными портретами разнообразных «діячей”, вышитыми крестиком...»

«Спальный район» в Karas Gallery

И снова страсть неравнодушного исследователя разбираться в чужой бездушности, апатичности, ментальной летаргии. Как выясняется, произрастает из противоречивой интенции отмежевываться с врожденной брезгливостью от царапающих психику «грубых вещей» и в то же время прогуливаться по «дну», которое есть повод для рефлексий.

«…Меня вообще вдохновляет постсоветское пространство, его наследие, так сказать. По сути, это разруха, на которой пока что-то растет или может вырасти...»

В этом смысле, Лукин, подобно св. Антонию, искушается ежечасно - постсоветское пространство ушло за все возможные горизонты, пугая и завораживая своей неизбывностью. Черпать из этих источников легко. Остаться «незамаранным» и верным душевной аскезе – труднее.

«Это напоминает мне иконографию искушения святого Антония, ушедшего в пустыню, но всегда изображаемого на фоне города вдали… Город - это и есть объективная данная реальность. Человек, который проходит духовный путь, в какой-то момент хочет отказаться от обыденно-мирского, уйдя в аскезу... Человек, видя вездесущую, ежесекундную ложь, постепенно начинает отрицать данную ему реальность, но не может полностью отказаться от неё».

И если Николай пристально вглядывается в дно, то оно тоже поглядывает на него с интересом. Разрушительным, увы. Какой бы толстый слой отрефлексированного ни прокладывал художник между собой и маргинальным, принципиальная невовлеченность в трансцендентное отравляет бессмысленностью потуг достучаться до этих крепко спящих сердец. Как они могут?! Отлично они могут.

Боюсь, это мы им снимся – невнятные особи, плохо вписывающиеся в процесс видового выживания, где все, что выше среднего – и есть фактор вырождения. Уроды с губительной для здоровой витальности функцией анализа и «духовных исканий». Мешающие проходить нормальный биологический цикл в анабиозе. Это мы – их душный кошмар.



Потому и кажется нам, сгорающим в лихорадке (само)рефлексии, мистической эта зона профанной безмятежности. Колдуны из Магриба – ничто перед резидентами спальных районов, творящих макабрическую реальность внутри себя. Вовне даже легкой ряби нет. А все же жутко.

Путь провидца

Это проект, стартовавший в 2013 и пополняющийся новыми работами, – и есть мифогенность в потенции. Мне кажется, для Лукина период анализа закончился. "Скрести по дну"  - занятие увелкательное до какого-то предела.

Да, гниение повсюду. Не успеваем захоронять мерзости, струящие свои флюиды даже в отдаленное будущее. Но это-то предчувствие final decay и породило «Манифест метамодернизма». Пора начинать синтезировать новый дивный мир, который, возможно, никогда не сбудется наяву, но займет свое место в провидческих концепциях, столь необходимых арту для преодоления холостого воспроизведения самого себя.

Опять же предвкушаю новый проект «Алиса и 120 дней чудес» - серию коллажей, переведенных в живопись. Это - некий трип, и чудеса там наверняка будут…особого свойства, ибо количество дней дает немедленную отсылку к не менее культовой книге, писанной небезызвестным Маркизом во время оно на туалетной бумаге в тюрьме… А так ли это – узнаем погодя. Это ли не рождение нового мифа?

Еще один проект in progress с рабочим названием «Светлячки» – канун новых прозрений. Гроб с мерцающими огоньками вместо покойника. Люди вокруг него. Опустится крышка – и свет ускользнет в другое ничто.

Странным образом эти тихие огоньки напомнили мне о совсем другом свете (Empire V. В. Пелевин):

«Когда-то звезды в небе казались мне другими мирами, к которым полетят космические корабли из Солнечного города. Теперь я знаю, что их острые точки - это дырочки в броне, закрывающей нас от океана безжалостного света. На вершине Фудзи чувствуешь, с какой силой давит этот свет на наш мир. И в голову отчего-то приходят мысли о древних.

"Что делаешь, делай быстрее». Какой смысл этих слов? Да самый простой, друзья. Спешите жить. Ибо придет день, когда небо лопнет по швам, и свет, ярости которого мы даже не можем себе представить, ворвется в наш тихий дом и забудет нас навсегда».

Эти «светлячки» тоже на пороге забвения – мы исчезнем из их памяти, как и не были. Ну, и не надо.

Закончу логично – образцовой эпитафией:

Картинка в тему

Из свежих же вещей понравилась серия для выставки director’s cut (в рамках арт-программы ОМКФ 2016) – весьма сдержанная, даже минималистичная на фоне пышных коллажей и ассамбляжей. И в этом смысле – абсолютно кинематографичная, то есть релевантность высочайшего уровня. Но не все оценили.
Позабавил комментарий на bonbuvi.com: «Коля Лукин был более прямолинейным и… нарисовал YouTube. Его работы — это несколько кадров в типичной «рамке» ролика YouTube. Только застывшего, не способного коммуницировать со своим зрителем».
Ну, да, куда уж кадрам из "Медеи" Триера и фильма "Онтогенез черепа человека, строение черепа, краниология" коммуницировать… А, главное, с кем?

Впрочем, это «медийное» восприятие формы при полном безразличии к «контенту» (да еще «застывшему») - индикатор вполне отчетливой тенденции культивировать в себе радость узнавания. И то… радость.

ПС. «В последнее время в музейных и галерейных показах я замечаю новый подход к созданию произведений… с такой установкой: «Я знаю, что произведение, которое я создаю, может показаться глупым, даже дебильным, или что это уже когда-то было, но это не означает, что оно не серьезно». Внезапно, эти бесстрашные, бессовестные, все и вся знающие про искусство молодые художники вдруг начинают не только воспринимать различие между серьезностью и отчужденностью как искусственное; до них начинает доходить, что они могут быть искренними и ироничными одновременно, и они начинают создавать работы из этого сложного состояния сознания…»

Jerry Saltz. Sincerity and Irony Hug it Out

Special thanks Роману Бордуну и Сергею Дяченко за фотографии.