Часть 1.
Дорога



- Сергей Андреич, куда мы едем?
- Сначала к старообрядцам в Корсунке. Но их там нет.
- И что, даже нет деда Евлампия, который крестится двумя перстами?
- Конечно нет.
- А потом?
- Потом швейцарская деревня Основа. Но швейцарцев там тоже нет. Интервью будет длиться минут пять: «Ничего не помню, ничего нет».
- А потом?
- Потом американцы в Чернянке. Правда он там один.
- И на сегодня всё?
- Ещё хорошо бы к езидам заехать. Но у меня контактов нет. А без контактов там делать нечего.

- Заправляться будем?
- Ну давай заправимся.
- Здесь или на «космической» заправке?
- Да без разницы.

 - Здесь куда – налево или направо?
(Сергей Андреич говорит по телефону).
- Значит налево?
(Сергей Андреич говорит по телефону).
- Налево дорога покрасившее. Кустики там, деревца…
(Сергей Андреич говорит по телефону).
- Блин, надо было направо! Ладно, Корсунку проехали…




 

Часть 2.
ыдділ культури

Давным-давно, в далёкой галактике… Поиск ракурса без бликов вызывает неожиданную аналогию. Впрочем, это было действительно давным-давно – наше первое знакомство с музеем Чернянки. Тогда нас интересовали футуристы, усадьба графа Мордвинова и дом Бурлюков (вернее, то, что от них осталось). Тогда мы вскользь услышали, что в Чернянке жили несколько семей американских эмигрантов. На самом деле, приезжих было больше – сорок две семьи, и они создали целую коммуну. Называлась «Эхо». Написали вежливо-страстное письмо Ленину с просьбой стать почётным членом (копия есть в музее). Ответа на письмо в музее нет, и стал ли Ильич членом – неизвестно. Скорее нет, чем да, потому что в годы репрессий почти все эмигранты были расстреляны или отправлены в лагеря по статье «иностранные шпионы». Один из них был сокамерником Солженицина. В итоге в музее остались вещи одной из семей коммунаров – Майеров, привезённые из Америки (печатная машинка “Olympia”, сундук и ещё что-то, теряющееся в нагромождении предметов), а в Чернянке – один неприметный дом и один пожилой потомок «тех самых» американцев. «There can be only one!» (© Дункан МакЛауд).


Сергей Андреич и Мамон рассматривают старое фото семьи, сделанное еще в Филадельфии, и пачку документов, принесённых потомком. Я рассматриваю стенды в новой комнате музея, ищу какие-то знаки. Пионерская форма… Поделки кружка рукоделия… Моё внимание привлекает чёрный усталый портфель с пряжкой HOLLYWOOD. Его владелицей оказывается женщина-рекордсменка – 18 лет на посту директора школы, начиная с 1967. Даже сложно представить канал, по которому в те времена такой портфель мог попасть к директору сельской школы, это не нынешние «Abibas» и «Dolec& Gababna»...



На выезде из Чернянки останавливаемся, чтобы сделать фото Микки-Мауса, бодро смотрящего с ворот гаража на крымскую трассу. Микки и Мини присутствуют и в виде любимых в народе фигур (язык не поворачивается назвать это скульптурами) из использованных шин. Хозяин не возражает – рассказывает, что летом делает их больше, выставляет ближе к дороге, и проезжающие останавливаются и покупают (!!!). Я в шоке, думала – чистый акт творчества, ан нет – бизнес. Пытаюсь представить ситуацию, в которой кому-либо может настолько понадобиться шинный Микки-Маус, чтобы переть его из Чернянки. 



Последний кадр: банка Coca-Cola в осенней листве. Нет, по банкам колы тут не стреляют, не те времена. Тут её пьют. Уже давно ставший риторическим для мегаполисов вопрос «кто кого в итоге ассимилировал», быстро растворяется в ароматах сельского быта.

  
Часть 3.
Соловьиная роща

Знакомство с Арисом состоялось 5 мая 2015 года в результате остановки на чашку кофе при попытке доехать из Херсона в Энергодар. Кафе на трассе под Каховкой было закрыто, пока не появился он – хозяин Соловьиной рощи (так называется набор деревьев за рестораном). Само кафе (или это всё-таки ресторан?) больше похоже на посёлок – много домиков, соломенных и тканевых палаток, между которыми шустро снуют девушки с подносами. Вместе с хозяином появилось и кофе, и лаваш с сулугуни, и люля-кебаб из тандыра, и мандариновая водка (или это была «лимончелла»… я не спец, а дегустаторы свои ощущения описать литературно не смогли).

В благодарность за феноменальное гостеприимство художник Вячеслав Машницкий написал портрет Ариса, который был представлен на спектакле «Поездка на АЭС» и на выставке «(SUPER) герои: перезагрузка» вместе с тематической инсталляцией, и вот наконец-то его надо было вручить.
 
 
Вручение портрета превратилось в затяжной перфоманс, во время которого удалось выяснить, что по паспорту Арис - Аристакес (арм. Արիստակես), отец – армянин, мать – украинка. Да и родился Арис в Украине, а в возрасте 3 лет дедушка увёз его в Армению, чтобы соблюсти традицию – семейный очаг не должен погаснуть, а это значит – хотя бы один потомок мужского пола должен быть на исторической родине. Там Арис наблюдал, как мастер делает тандыры, а бабушка варит варенье из мелких баклажанов, которые дети собирают на полях после уборки основного урожая. И всё это он в точности воспроизвёл в своём ресторане, когда вернулся в Украину и женился на украинке. Тандыры он выкладывал сам.

Мне это кажется невероятным, и в попытке избежать 156-го тоста я иду на кухню. Процесс изготовления долмы, лаваша, мяса в тандыре – на грани кулинарного и циркового искусства. Искренне восхищаюсь. Потом слегка грущу возле нарисованных на стенах Арарата и Хор Вирапа – они настолько же далеки от оригинала географически, насколько художественно от живописи. Но не в этом ли истинное призвание живописи – визуализировать то, чего нет, но что всегда с нами? 

 
 
Между тостами Арис звонит всем своим друзьям, и они приезжают, чтобы оценить портрет и  присоединиться к застолью. Шумная мужская компания. Рассказывают, что к Арису приезжают все и всегда, все столики расписаны на два месяца вперёд. Поэтому есть проблема: закадрил женщину, едешь сюда, чтобы уединиться с ней в домике – а тут уже весь город…

Портрет хвалят. Арис излучает восторг и позирует на его фоне со стопкой водки в той же позе, в которой его запечатлел художник. Он него исходит поток жизнелюбия, а сам он может быть живой иллюстрацией к словарю «Значение вашего имени»:

«Арис – яркий, нетривиальный тип личности, человек, всегда ищущий либо применения своим способностям, либо возможности их расширить. Находит и раздаёт «счастье для всех». Поиски новых путей самовыражения ему противопоказаны». 

Да и к чему они тут, эти новые пути? Это мы путешествуем из пункта А в пункт Я, а в промежуточном пункте нашей остановки «у Ариса» всё уже найдено. 
 


Мамон продолжает настаивать, что Арис – это Аристотель: «Был такой древнегреческий философ!» Но попытка превратить историческую параллель в философский тост разбивается о лёгкое (но всё равно почему-то приятное) непонимание контекста. Арис уводит всех на танцевальную площадку, требует шампанского, танцует сначала с бутылкой на голове, потом с наполненным стаканом. Заставляет меня вышагивать под руку с художником Машницким, при этом усыпая наш путь лепестками роз и обливая шампанским. 

«Слава, что происходит?» – «Понятия не имею.
По-моему, нас женят…»



 

Вечереет. От дискотечных огней сбегаю в Соловьиную рощу. Рву сухую траву и кормлю этим сеном морских свиток в зоопарке при ресторане. Орлы уже спят, лисы ещё нет. Вглядываясь в ландшафты своей Внутренней Монголии, обнаруживаю на её карте новые области. В них мало что напоминает знакомые мне Америку и Армению. В них (как и во всей ВМ) много пустого пространства, и ветер носит обрывки фраз на разных языках. Гармония не нарушена.

 

P.S.

— …На самом деле нет ни воска, ни самогона. Нет ничего. И даже этого «нет» тоже нет.
Секунду мне казалось, что я балансирую на каком-то пороге, а потом я ощутил тяжелую пьяную тупость. Мысли вдруг стали даваться мне очень тяжело.
— Воска нет, — сказал я. — А самогона ещё полбутылки.
Чапаев мутновато поглядел на стол.
— Это верно, — сказал он. — Но если ты всё же поймешь, что его тоже нет, я тебе с груди орден отдам. А пока я его тебе не отдам, мы с тобой отсюда не выйдем.

 Виктор Пелевин «Чапаев и Пустота» 

 



Проект "Мультикультурная Тарвия"
реализуется в рамках Украинской миротворческой школы
при поддержке Посольства Великобритании в Украине