В своем фб-посте я писала, как тяжело даются мне вхождения в перформансы. Хорошо бы, чтобы катарсис наступал уже на 5-й минуте. Но это утопия. И я просто жду, когда потащит. Или не потащит. Остается сухой анализ (что есть скука смертная и умножение никому не нужных критических сущностей).
В сумеречной отстраненности просмотрела я «Право выбора» (хореограф Юлиия Гришина, Харьков) – три девочки-подростка в футболках с надписями «Да», «Нет», «Наверное» и в трениках с адидасовскими лампасами неубедительно совершали какие-то движения под хорошую, взрослую музыку. Саундтрек жил своей жизнью, никак не коррелируя с танцем. Более, чем неловкость, травмировали меня их сведенные судорогой старательности лица. Как на физкультуре – что, видимо, было частью замысла и должно было неизбежно раздражать (?).
А вот лампасы рождали как раз нужные эмоции – полнейшую безысходность плюс ритмически работали в пандан с линиями, которые перформеры скотчем выкладывали на сцене. За этой геометрической перекличкой было любопытно наблюдать.
Внезапно они остановились и прозвучала считалочка «… десять – вас всех повесят». По залу прошла волна оживления. "Убийственная" ирония способна вырвать из летаргии самые бесчувственные сердца.
Еще несколько минут гимнастических экзерсисов – и снова апелляция к нам: «Кто-то из зрителей понял наш перформанс?» Пауза – и сами ответили «Нет».
Посмеялись. Ну и ладно.
Еще эпизод: участницы перформанса устремляются в зал и я, уже заранее тоскуя, предчувствую – одна идет прямо ко мне. На предложение «Выберешь меня?», помедлив, угрюмо отвечаю «Нет». Мне надо увидеть интерактив со стороны. Вижу. Ничего не значащие реплики о внешнем виде «жертвы» (красивая прическа, ой какой маникюр…). Но зритель уже как-то вовлечен, уже не один на один со своими стараниями вникнуть в происходящее.
Самым замечательным в перформансе «Кто, если не я? Когда, если не сейчас?» (хореограф Галина Тарабарова, Dance Center Dance Life, Херсон) были как раз лица, по которым бродили опустошенность, отчаяние, радость, боль, безразличие. Причем эти дети не играли так, как играют профессиональные актеры – с неизбежной долей гипертрофированности. Они «присвоили» эмоцию и она рождалась вместе с движением, призванным отобразить опустошенность, отчаяние, радость… Обо одно такое лицо я даже споткнулась: слишком голое отчаяние – как будто танцующая уже теряла и точно знает, что будет терять еще не раз.
А вещь по сути простенькая – аэропорт, чемоданы (одновременно и реквизит, и отдельная ритмическая группа), прощание. Рывок, побег, минутное сожаление об оставленном. Тривиальный эскапизм. И лично меня зацепивший момент – на доли секунд, перетекая из одной композиции в другую, выстроились они в цепочку, реконструировав слепцов Брейгеля один в один и так же потерянно устремившись в никуда. Наверняка непредумышленно. В этом и красота момента.
Танцевали профессионально – еще чуть-чуть и шоу в стиле «Чикаго». Только эта подростковая искренность и удержала все это на уровне перформанса. Собственно, то, о чем сказала Тарабарова на пост-дискуссии: хореограф ловит недолгие периоды детской неиспорченности и открытости - в 3-4, а потом аж в 12-13 лет. Без актерствования, без театральности, без тотальной победы воображаемого над реальным.
«The Baggage» Юлии Артеменко (Insight dance studio, Херсон) – тема для нас не новая. Но в свое время полноценной рецензии не получившая. Многослойный перформанс, где наряду с танцевальным «нарративом» столь же значителен и важен словесный. Более того, без него вся постановка развалилась бы. Это каркас, на который нанизали все мыслимые коннотаты слова «багаж» - метафора всего того, что ты несешь в себе, на себе и оставляешь за собой (в самом генеалогическом смысле). Трактовать – личное дело каждого. Там есть где разгуляться на предмет интерпретаций.
Главное – в полной телесной свободе, когда танец ближе всего к перформансу. Когда артист менее всего играет, когда проживает, вживается и забывает себя. И ты невольно хочешь стать частью этой свободы. Идти за телом. Идти за словом. Проживать напряжение СВОЕЙ жизни. Иллюзия, конечно. Однако, захватывающая. Как и удивление от того, как точно чужая пластика выражает «меня» .
«Дуэль. Соло» (хореограф Антон Овчинников, Киев) – напротив, нарочито театрализированная, с элементами гротеска подача. Вполне, впрочем, оправданная, поскольку в идее заложен четкий месседж – «Нередко стремление с созиданию и радикальному переустройству мира приводят к обратному эффекту».
Особенно, если моральный императив отсутствует и эту пустоту до краев заполняет принцип «все средства хороши». Разница в масштабе: одни перфекционисты изощряются в рамках личностного роста, другие - улучшают «породу» на планетарном уровне.
Уровни совершенства/уровни зла/уровни слабости.
Честно говоря, я не сразу уловила связь между «красочным» разрушением стула, принятием вычурным поз на фоне этих трансформаций и портретами диктаторов/полководцев, развешанных по стенам. То, что это гимн перфекционизму любой ценой, Антон объяснил еще вначале представления.
На обсуждении он тему расширил, поскольку зрители увидели в его перформансе вещи, весьма далекие от замысла. Что, впрочем, автора не смутило – он-то в курсе, что разнообразные «видения» и ассоциации лучше, чем вариант без вариантов.
Ну, и в финале (описанное мною в посте) ощущение - как будто коллайдер сломался, а «контактный танец» частиц продолжается. Кто-то еще заворожен мощной инерцией потока, а кто-то уже сбился с пути и телесно потек в другие пространства. И течешь за ним – другой пластикой, другим измерением всего, в том числе и самого себя. Проект «Точка пересечения» – перформативная архитектура, режиссирующая эти «танцы.
Зрительский фидбек
Он был. Осторожный, задумчивый, не без юмора – «Моя девушка прямо во время представления предложила мне заняться танцами. Займусь». И этому же зрителю респект за следующий комментарий: «Иногда идешь за хореографом, иногда – за своими мыслями…».
В этой смене «направлений» - сила пластического искусства. Оно создает зону провокации жеста, заставляет додумать мысль, намеченную телом. Оно «делает видимым невидимые раздражения, невыносимость которых видна в жесте, позе, движении…»
Отдаю должное Юлии Артеменко, которая верит, что аудитория — соавтор, вдумчивый и критический соучастник перформанса. Аудитория это почувствовала и захотела еще: «Не всегда понятно, но очень интересно. Надо бы нам встречаться почаще». Надо. Художественные послания такой силы и такого качества – еще редкость у нас.
О силе слова
Молодёжь рвётся заграницу из Украины – такой вот лейтмотив, так было написано во флаере. А если бы было написано «Ботанические зарисовки» или «Напряжение одуванчика»? Какова сила слова в современных танцах? – я бы так поставил вопрос. Слово в танце, как предмет в беспредметной живописи. В «Праве выбора» Юлии Гришиной ни с того, ни с сего рассказанная считалочка, с последним «… десять – вас всех повесят» долго еще растворялась в воздухе под продолжающийся танец персонажей «Да», «Нет» и «Наверное», то и дело пытающихся переходить границы. В перформансе Антона Овчинникова «словом» выступили портреты диктаторов (среди них затесался Калашников), которые сбили моё собственное представление о происходящем. У Тарабаровой – багажные сумки и звуки аэропорта. У Юлии Артёменко задала тон первая фраза – «родился я в степи». И ничего не поделаешь, степные травы (т.е. молодёжь) мучительно долго расползались по Европе. Понятно, что у зрителей возникли вопросы без ответов, поскольку понимайте в границах и возможностях собственной разнузданности. И вот она сила и слабость во время озвученного слова и обозначенного образа. Когда баланс соблюден – чувствуешь себя комфортно, но выбивать из комфортного состояния – тоже распространённый приём в современном искусстве.
Фото Станислав Остроус, Сергей Дяченко.
