Однажды Гоголю подарили канделябр. Он сразу нацепил на него бакенбарды и стал дразниться: “Эх ты, лира недоделанная!”
Регтайм и порядок
На территории ВДНХ призраком коммунизма возвышаются архитектурные шедевры советского необарокко. Они приютили в своих стенах творцов разных жанров. Ориентироваться между помещениями непросто, иногда приходится довольно долго блуждать в поисках нужного павильона. “Как вы думаете, мы туда стоим?” - спрашивает меня парень, замыкающий одну из очередей фестиваля. “Я думаю, что мы определенно туда стоим”.
Я слышу джаз. К музыкантам пробраться невозможно, их отделили от зрителей клеткой, зато можно рассмотреть фотографии и видеоинсталляции: берега, города, танцующий Кобзон и простреленные стекла в рамках для фотографий. Ломанные ритмы и какофония виолончели с духовыми выплескивает меня на воздух.
Мужчины в униформе закрывают перед моим носом тяжелые двери. Сквозь щель я успеваю рассмотреть счастливцев, которым все-таки удалось попасть на балет Stabat Mater. Входить и выходить во время представлений строго воспрещено. Ухмыляясь, мужчины в униформе захлопывают двери, будто они сошли с кинохроник сороковых годов.
Время есть
Дорога к остальным площадкам лежит через многочисленные фудкорты. Их разнообразие имеет значительный перевес над арт-событиями фестиваля. Здесь можно ознакомиться и с настоящей грузинской кухней, и с крымско-татарским пловом, и с полюбившимся рядовому любителю искусства бургером, и с чебуреками. На столе, например, арбуз. Суп в кастрюле на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку - пар, которому подобного нельзя отыскать в природе.
Торговцы кофейными напитками готовы внести разнообразие в суетное бытие творцов и зрителей. Они предлагают эспрессо с рокфором и прочей, казалось бы, некофейной едой. Более того, они готовы проводить инструктаж для неискушенных клиентов.
Территория фестиваля лишена наличных. Для оплаты кулинарных и прочих услуг необходимо приобрести карточку фестиваля и пополнять ее у людей в салатовых жилетах.
Блуждание в чаще всего
Павильон, напоминающий небольшой Большой театр без лошадей, не впускает в себя зрителей, так как представление еще не началось. Я направляюсь в темноту, где притаилось литературное пространство. Переводчик Иван Рябчий и журналист Роман Кабачий обсуждают новый роман Уэльбека “Подчинение”, вышедший недавно на украинском. Они говорят о мизерии чувств современного человека, о зацикленности на сексе, о поисках бога, о Шарли Эбдо и об университетах. “Ви уявляєте, якби Саудівська Аравія купила університет Шевченка?” - “З якої б радості?”
Я покидаю основную площадку и перехожу к высокой мусорнопакетной моде: части тел манекенов, солома и фотографии моделей в пакетах на фоне Парижа. В соседнем павильоне демонстрируют фильм про борщ. На экране фирменно потрескивает полиэтилен, в который заворачивают баночку с украинским кулинарным шедевром. У входа в кинозал висят фотографии радиосхем, они олицетворяют города.
Переоделся Гоголь Чеховым
Я добираюсь до павильона хореографии и попадаю в импровизированный зрительный зал. Илья Мощицкий, режиссер из Санкт-Петербурга, Николай Бойченко, киевский хореограф, и Дмитрий Саратский, композитор из Киева, ставят музыкально-хореографическую версию “Трех сестер”. Артисты балета D’Arts по-чеховски размышляют над смыслом жизни и поиском счастья.
Зрителей предупреждают, что действие будет насыщенным. Если сцену не видно, нужно сделать так, чтобы ее было видно сейчас. Начинается шум. Нас просят не паниковать. Рядом со мной стоят французы, им интересно, о чем говорят на сцене и почему люди зашевелились.
«Три сестры» - пьеса, главными действующими героями которой является время и бесконечные вопросы по поводу смысла человеческого существования. В начале ХХ-го века это было шоком для зрителя, шоком это остается и теперь. Спустя более века пьеса все набирает и набирает актуальность. Чехов сформулировал свои главные вопросы к человеку, а мы в свою очередь пытаемся на них отвечать своим спектаклем, рассуждая и продуцируя новые поиски и новые темы", - говорит режиссер Илья Мощицкий.
На сцене разворачивается пересказ пьесы посредством реплик и танцев. Ольга, Маша и Ирина потчуют гостей чаем из алюминиевых подстаканников и мечтают о столице.
“Я не пойняв, он поїхав в Москву, чи нє?” - спрашивает свою спутницу один из зрителей. Она уверяет его, что уехал.
Пушкин сидит у себя и думает: "Я гений, ладно. Гоголь тоже гений. Но ведь и Толстой гений, и Достоевский, царство ему небесное, гений! Когда же это кончится?". Тут все и кончилось.
Текст: Алексей Касьянов
Фото: Ольга Новикова
