«TerraFutura» закончилась. Понедельник, народ разъезжается по домам. Гена Чернега зашел перед поездом в «Тотем» - отдать копии билетов для отчета. Потерпите, такой скучный зачин – неспроста. Сижу уставшая и почти равнодушная ко всем видам человеческого общения, особенно, в области искусства. Переела за неделю. И вдруг все меняется. И вечер становится таким «зажигательным», что я еще пару-тройку дней не могла успокоиться – Гена мог бы и не зайти. Я бы могла не дождаться. И никогда не увидеть серию «Бродячий пес». Потому что шанса посмотреть ее в выставочных залах не будет не только у меня. Жестко? Такова концепция.

– Эта выставка – в виде коробки с собачьим поводком, пачки фотографий и личной истории – ездит со мной. Я показываю ее одному человеку.

– В связи с чем такая избирательность?

– Чтобы не показывать её в залах, где обязательно найдутся люди, задающие вопросы типа «А что лучше: Canon или Nikon?», или: «Ваши творческие планы?..», или: «Что вы хотели сказать этим кадром?». Причем им это, на самом деле, неинтересно. Лишь бы задавать вопросы. А когда ты подходишь к одному человеку, который говорит: «Я хочу это посмотреть», это совсем другое дело. Ты даешь ему в руки пачку фотографий, рассказываешь лично свою  историю. Вы общаетесь с ним один на один, он спрашивает о том, что его реально волнует. Здесь, на «Terra Futura» у меня была серия «Стеклянные стены» – ее могли увидеть все желающие, а вот эта вещь будет только в таком виде – я буду передвигаться по любым городам, заходить в любые дома, где меня ждут. Собственно, если кто-то захочет ее увидеть, можно мне написать и я приеду (https://www.facebook.com/profile.php?id=1498904716).

То есть, эта выставка может быть как в вагоне поезда, так и на шумной улице, в лесу, среди поля – где угодно, это не имеет значения. Я могу на этом поводке развесить её в любом каком-то месте – и она состоится для того самого единственного зрителя. Прямо сейчас она происходит в «Тотеме».

– Это твоя личная история?

– Да, это то, как я себя чувствую в этой стране. Я понимаю, что если завтрашнего дня у меня не будет, то в сегодняшнем мне хотелось бы увидеть что-нибудь, что вызывает у меня массу самых разных эмоций. Любовь, или удивление, или умиление. Или какие-то сюрреалистические сюжеты, которые вдруг возникают у тебя на глазах.

– А плохие эмоции тоже собираются в копилку?

– Нет, у меня их было предостаточно, а теперь мне бы хотелось запомнить что-то… приятное.

– И этот поводок всегда с тобой?

– Пока – да. Ну, это экспериментальная штука. Она началась недавно, буквально несколько дней назад.

– Ну, хорошо. Сейчас нет возможности, а, может быть, когда-нибудь... Ты бы легко уехал?

– Легко. Сел и поехал. Вот как сейчас: рюкзак за спиной и это всё, что мне надо.

– А если бы не было такой опасности, что завтра тебя могут поставить к стенке? Это был бы решающий фактор? Он примирил бы тебя с этой страной?

– Нет. У нас получается, что всё, что хотят сказать люди, руководящими ребятами не учитывается. И так было всегда. Они по-своему решают какие-то вопросы, а то, что на трибуну выходит другой человек – это ничего не меняет. Просто он вышел, рассказал то же, что и прежний, люди постояли, послушали и ушли.

– То есть, для тебя ничего радикально не изменилось?

– Я не тот человек, который знает полную картину. Я не то чтобы не вникаю – просто есть часть информации, которую мы с вами не знаем. Я работал на радиостанции, которая принадлежала депутату. В каждом выпуске новостей мы рассказывали, какой он хороший, как он переводит бабушек через дорогу, делает какие-то добрые дела. И в то же время мы говорили о людях, которые этому человеку не нравились, о том, что они не переводят бабушек через дорогу, не делают никаких благотворительных взносов и, возможно, даже были застуканы с проститутками. И вдруг бы я узнал подобные вещи о нашем учредителе, ведь он тоже не святой... Если бы я захотел такую новость рассказать, я не успел бы добежать до микрофона.

– Даже так?

– Да. А теперь представьте, что у нас есть множество таких радиостанций и телеканалов, и у них тоже есть владельцы наверху. Та часть информации, которую мы видим в эфире, это отфильтрованная вещь, такая каша с заменителем вкуса. Кроме того, если ваш канал захочет рассказать что-нибудь неприятное о власти – его могут закрыть или лишить лицензии после одного звонка. А теперь попробуйте выключить телевизор, радио и интернет. И задайте себе вопрос: «А что вы действительно знаете? Если на хоть секунду перестать всему этому верить?».

– Кто или что заставляет тебя еще как-то шевелиться в этой стране? При такой-то степени разочарования…

– Люди. Личности. Однажды я попал на семинар фотографа Чен-Чи Чана, из агентства «Магнум» (http://www.magnumphotos.com/C.aspx?VP3=CMS3&VF=MAGO31_10_VForm&ERID=24KL53ZLJS). Он показывал 6 короткометражных фильмов, которые он сделал из фотографий. Он рассказывал о каких-то очень серьезных вещах, о переселенцах из Китая в Штаты, по 7-13 лет не видевших своих семей. Он освещал это с разных сторон. Там очень глубокий посыл во всех этих историях. При этом ничего такого вроде «я несу какую-то миссию». Очень спокойный человек, говорит: «Ребята, сейчас я допью бокал, и мы начнем уже как-то повеселее». Ну, и снова эта ситуация, когда в зале находятся люди, которые шли из цирка через зоопарк, а теперь сюда заглянули. И ему тоже начинают задавать вопросы, мол, почему черно-белая фотография, а что вы хотели сказать, а Canon это или Nikon… Я посмотрел его работы, посмотрел его отношение к таким вопросам и понял, что он мне очень близок по системе координат. У меня нет никаких документальных проектов, я не изучаю какие-то социальные проблемы. Всё, что я делаю – это обращаю внимание на то, что мне интересно. И, тем не менее, мы – в чем-то очень похожи.

– Показал ему свои работы?

– Да. Сначала я ему напомнил о его проекте «Цепи», где он рассказывал про храм, в котором держат умалишенных людей. Цепью к человеку, у которого чуть-чуть больше сознания, прицепляют человека, у которого его меньше, и они ходят там по парам. Он их всех фотографировал, сделал массу самых разных подходов, но в галерейном пространстве живут фотографии, где эти люди стоят парами, связанные этой цепью. Я принес ему коробку со своими фотографиями и поводком, выложил на стол и сказал, что в моем случае это история человека, который привязан этим поводком за шею, и для того, чтобы не повеситься, он пытается себя как-то развлекать. Чен-Чи Чан листает эти фотографии и спрашивает, чего бы я хотел. Я ответил, что очень хочу получить фундаментальное образование, чтобы меня с восьми утра и до восьми вечера пичкали всем, что касается изобразительного искусства, кино, истории современной фотографии, современного искусства. Мне нужен абсолютно весь визуальный контент. Я последние два года провел за монитором и смотрел всю фотографию, которая могла попасть в поле моего зрения: с момента её основания и до сегодняшнего дня. В какой-то момент я стал обращать внимание на то, что компьютер плохо работает, потому что я сохранил около 10 000 фотографий. В общем, он смотрит это всё и говорит: «Не надо тебе образование! Я сам уже делаю это 26 лет, учусь на своих ошибках. В образовании у тебя будет ряд дисциплин, которые тебе не нужны, а сейчас я вижу эти фотографии и вижу человека, который за ними стоит. Это очень редкое явление. Единственное, что я могу тебе посоветовать, – это продолжать». И когда я уже прощался с ним, я попросил переводчика сказать ему, что вот эти 20 минут общения по ощущениям похожи на то, будто я слетал на Луну. И я ухожу, а он мне вслед кричит: «Продолжай! Продолжай!»

– Ну, вот! Одобрил, благословил… С таким напутствием только и двигаться, причем исключительно вверх…

– Я очень строг к себе. Не позволяю себе выставляться с каким-то говном. Я знаю, как можно продвигать все эти вещи. Если речь идёт о моём собственном голосе, я не хочу делать это вполсилы или левой ногой чего-нибудь поцарапать – и сразу в галерею. Нет, я хочу, чтобы мне не было стыдно перед собой в первую очередь. Когда я увижу, что у меня есть работы, которые я могу легко поставить в один ряд с теми, кем искренне восхищен, тогда я вдавлю педаль в пол и начну что-то делать.

– То есть, ты считаешь, что сейчас у тебя таких работ нет?

– Я очень скромно, тихо рассказываю свою историю. Все мои работы всегда печатаются размером 10х15, чтобы не отвлекать ваше внимание. Я когда-то давно, на одной из выставок, увидел на стене здоровенную работу и подумал: «Человек сделал огромную фигню и потратил деньги на печать этого».

В своих работах я стараюсь ничего не менять. В серии «Стеклянные стены» на снимках пыль и царапины. Я снимал её на просроченную пленку. Там уже спасать нечего, изначально. При печати я видел, что краска потекла и пиксели какие-то полезли, но в моем ощущении хуже не стало –  там история о том, что все и так держится на волоске.

А серию «Бродячий пес» мне хочется в будущем превратить в книжицу или зин. Я бы каждый экземпляр дал погрызть собакам, потрепать. Чтобы вы получили объемное ощущение. Бродячий пес, он же косматый, потрепанный, с порванным ухом. Это не собачка в розовой пижамке.

Маршрут «Бродячего пса» непредсказуем – мне написали друзья из Боярки, Львова и Варшавы. И это дает мне повод выйти из дома и отправится в путь.

PS. Перфекционист? Возможно. Мы, зрители, от этого только выиграем. Уже сейчас его работы – мощное визуальное и интеллектуальное впечатление. Дух захватывает, когда думаешь о том, чего он может достичь, идя по пути столь высокой требовательности к себе...

А пока смотрим на http://cargocollective.com/deepsleep