Отрывки из текста «ОМКФ-2018: обзор от Юлии Манукян», полная версия на Про|странство. Плюс эксклюзивные комментарии и обзор выставки для СОУСа.

Редкие голоса в мощном потоке пытаются говорить о кино как об искусстве, а не агитке «высокохудожественного» образца. Манифестом в этом смысле для меня стал фильм Парижское образование Жан-Поля Сивейрака (преподавателя киношколы Femis) – в формате спора активистов и художников. Понятно желание первых (особенно, радикальных) поставить искусство на службу агитации:

«Вы оторваны от жизни, снимаете какие-то мифические вещи. А надо снимать о нашей борьбе, о том, что планета погибает…». На что молодые режиссеры отвечают – давайте каждый будет заниматься своим делом. Кино говорит о том же, что и вы – но своим языком, через метафоры и образы».

То есть у каждого – свои баррикады. Как выяснилось – разговор слепого с глухим. Что наблюдаем и в реале – заказные фильмы «о борьбе» недалеко уходят от агитационных роликов и уж никак не могут претендовать на кинематографическую Валгаллу.

А еще «Парижское образование» заряжен и заражен синефилией. По мнению кинокритика Артура Сумарокова (Moviegram, Postcriticism), именно этой, ярко выраженной любви к кинематографу на ОМКФ-2018 не хватало:

«Все французские ленты фестиваля были максимально синефильскими, ну и ностальгическими — синефилия практически всегда идет в связке с тоской по прошлому: только если Гаспар Ноэ и Абделатиф Кешиш тосковали по девяностым, то Сивейрак — по шестидесятым, по Красному Маю, собственно, по тому (контр)культурному коду, из которого вышло все нынешнее постпост… кино.

И самое главное — несмотря на то, что время действия в «Парижском воспитании» — наши дни, этого совершенно не чувствуется в фильме, хотя те или иные актуальные политические события в нем упоминаются. Политика здесь отнюдь не на первом плане. История провинциала Этьена, отправившегося учиться в Париж на киноведа, существует в пространстве огромного культурного архитекста, и порой начинает казаться, что фильм сшит (крой haute couture) исключительно из одних отсылок: к Марлену Хуциеву и Сергею Параджанову, к Жану Эсташу и Эрику Ромеру, к Брессону и Гаррелю, etc.

С другой стороны, для Сивейрака чрезвычайно важно погрузить зрителя в тот контекст, которым живут все персонажи картины, ведь «Парижское воспитание» — это своего рода guilty pleasure любого кинокритика, еще не успевшего устать и остыть от любви к кино».

Хмуро просмотрела Донбасс Сергея Лозницы – предощущая разочарование. Которое со мной разделили многие. Артур Сумароков снова попал в точку:

«Донбасс» вызывает чувство неловкости, и не потому, что страшно, а потому, что плохо. Плохо с точки зрения полноценного кинематографического высказывания, поскольку, в первую очередь, новая картина Лозницы — художественно переосмысленная, но реконструкция того, что происходит в ОРДЛО, и не более чем. Плохо именно как кино, одна из главных задач которого — деконструкция любой реальности. При этом репортажи и стримы из этой сепаратистской хтони производят гораздо более жуткий трансгрессивный эффект, чем почти двухчасовой «агитпроп» Лозницы.



Безусловно, стране нужны агитация и пропаганда, но и необходимость в качественном кинематографе никто не отменял. Тогда как с каждым новым фильмом Сергей Лозница демонстрирует все больший уход в конъюнктуру, причем не точечную, а муторно-затянутую и выморочную. Вспоминается как пример более эффектного киноопыта про жизнь во время оккупации и боевых действий на территории ЛДНР прошлогодний фильм «Обезьяна, страус и могила» Олега Мавроматти, в котором весь ужас войны был практически вне кадра, однако все им было пронизано от начала до конца. Лозница более прямолинеен, и именно эта прямолинейность лишает картину всякой многослойной интерпретации». Подпишусь под каждым словом.

Наше кино
Лучшим украинским полнометражным фильмом признана Дельта Александра Течинского. Но о нем ничего скажу – не тронул, ибо тема не моя. И вообще, «околодонные» обитатели заброшенных территорий, плывущие воды, шелестящие камыши, деревья на ветру крупным планом, ланы, уходящие за горизонт, кони и облака – все эти неизбывные элементы «украинского поэтического кино» бесконечно от меня далеки. Сельская эстетика – жирная фактура, нещадно нашими авторами эксплуатируемая. Почему-то все большие истории у нас случаются на этом безнадежном фоне. И даже сюжетно хардкорная лента Марыси Никитюк «Когда падают деревья» насквозь пропитана этой этно-ванилью. Впрочем, отдаю должное актрисе Анастасии Пустовит – свою награду за лучшую актерскую работу она получила не зря.

Порадовал урбанистическим контекстом «Герой моего времени» Тони Ноябревой, хоть и «темной» его стороной – период полураспада столицы нашей родины, наряду с классическим покорителем метрополии из глубинки Жориком, оказался чуть ли не главным героем фильма. К сожалению, перенасыщенным желанием подогнать любую ситуацию под стереотипы — до полной нивелировки в целом интересного замысла.

Добила дикая профанация образа кураторов в области современного искусства – часто имея с ними дело и здесь, и за бугром, я никогда не встречала таких претенциозных, истеричных и квазиснобских особ, каковые выведены в фильме. Это люди с отличными манерами и глубоко укоренившейся привычкой быть любезными даже с имбецилами. Да, глупые ситуации с инсталляциями, непонятыми музейными работниками, случаются. Но Рубен Эстлунд в своем «Квадрате» показал это гораздо талантливее.

В ту же «поэтическую» дуду дует местами и ожидаемый всеми фильм Вулкан Романа Бондарчука. При тоже довольно жестяковом сюжете – в глубинах Херсонщины пропадает миссия ОБСЕ и разворачивается полукриминальная-полупсихологическая драма.

При всех его невнятностях и алогизмах, «Вулкан» — в каком-то смысле противоядие от фальшака и ханжества заказных фильмов о «ридном крае». Можно понять критиков, не одобривших речь одной из актрис на презентации картины перед показом, благодарившей автора за тиражирование красот «нашей херсонской земли». Все с точностью до наоборот – умирание этой земли (эстетское в плане операторской работы, но страшное в смысле контента) губит всякие надежды на хеппи-энд. Кроваво люди живут, с жалкой прагматичностью обреченных выискивая способы самовыкопа из братской могилы энтропирующих периферий.

Леонид Ежуров, режиссер (эксклюзив для СОУСа):

«В Херсон ни ногой» - восклицает мой друг Эрнест, сидя за столиком напротив. На улице жарко, возле театра Музкомедии людно, скоро будет новый киносеанс. Я допиваю свой кофе с коньяком и мы начинаем спор о фильме «Вулкан» Романа Бондарчука.

Вполне логично, что «Вулкан» для меня как херсонца и увлеченного кинозрителя, который давно следит за творчеством режиссера, стал самой ожидаемой украинской премьерой. Имелись и определенные опасения. Режиссер хоть и дебютировал в свое время с невероятно остроумным и внимательным к местному колориту игровым фильмом «Таксист», но многие годы работы с документалистикой могли таки сыграть злую шутку с чувством юмора и ритма.

Итак. Что же представляет собой этот «Вулкан». Во-первых, это украинское поэтическое кино. Ой, рано я об этом сказал. Подождите, не выходите так резко из зала, не бросайтесь проклятьями и не прекращайте читать этот комментарий. Да, определенная верность традиции украинского кино в ленте присутствует. Но талантливые люди от посредственностей тем и отличаются, что способны, даже не ставя себе такой задачи, переосмыслить каноны (а не просто следовать, как ремесленники и слепцы), расширить диапазон допустимого.

Во-вторых, «Вулкан» - это не исключительно «фестивальный фильм», который широкая публика не поймет. Нет, это вполне индустриальный фильм, годный для просмотра, как искушенным, так и не очень зрителем. Допускаю, конечно, что те или иные аллюзии и контекст могут быть в итоге не распакованы. Как затонувшее после строительства ГЭС село на дне или какую мысль подчеркивает в фильме образ «металлоискателя» – просто тягу к быстрой наживе или это отчаянный поиск смысла существовать в забытом Богом и Законом захолустье. Тем не менее, зритель вне зависимости от его лэвела, должен остаться доволен.

Невероятно живые остроумные диалоги и характеры, которым МакДонах и Горин кое-где могли бы позавидовать.
Некоторого документального изыска, как например, передача местного суржика в фильме, возможно, не хватает. Но если это обеспечило производство фильма хоть одним десятком тысяч гривен от Держкино или дало входной билет для широкого проката, то это совершенно справедливая цена, я считаю. Добавлю, что это не первая попытка заставить «танцювати рибу з раком», т.е. сделать современный зрительский фильм, не предавая школу поэтического кино. Предыдущим хакером реальности был Олесь Санин. Но тогда, мне кажется, на выходе получился куда менее убедительный ура-патриотичный фильм, где в одном салате оказались и «петрушка з пастернаком» и киноприемы из «Кунгфу панда» и какого-нибудь «Штрафбата».

В третьих, «Вулкан» - это смелое кино, которое подчеркивает пороки украинского общества. Всей Украины, не только юга или Каховского и Бериславского района Херсонской области. Не знаю, как так вышло, что украинское документальное кино способно быть на острие, а игровое - в массе своей беззубая подделка вне времени и пространства. Допускаю, что вопрос - и в количестве талантливых авторов, которые остались здесь, а не выехали в лучшие миры или более успешные страны. Но в большей степени, обычно еще решают деньги. Документалку можно напрячься и сделать самому, ну или с финансовой поддержкой одного-двух фондов. А в большом игровом кино так не получится. А чем большему количеству людей и институций нужно понравиться, тем сильнее работает скальпель самоцензуры у продюсеров, сценаристов и режиссера. Поэтому я, честно говоря, в приятном шоке, что «Вулкан» миновала сия чаша. Явно вся команда работала на результат. И горд, что Роман Бондарчук - наш земляк.

Возвращаясь к летней беседе с Эрнестом. Он переселенец из Крыма, сейчас живет и снимает в Киеве. А Крым и до аннексии не был раем на земле. Особенно, степной.

Я как-то ночью случайно застрял в Красноперекопске (проспали с девушкой ж/д остановку в Херсоне). Так вот впечатления оставил, будто Сайлент Хилл какой. Но в том и дело, что и Берислав - Сайлент Хилл, или любая другая провинция в нашей стране. Да и скорее всего любой другой страны (но тут нужны еще полевые исследования). Провинция всегда выплевывает или подавляет пассионарное меньшинство и не просит, а требует адаптации под свою усредненную диагональ просмотра. Но мы всегда к своему болоту менее критично относимся.

P.S. И не нужно бояться смеяться над своей нелепостью. Я вот сейчас монтирую, дописываю этот комментарий и смотрю угарный американский сериальчик «Проповедник». И вот прямо цитата в тему: «Это ж Техас. Тут еб…тых разве что не выращивают». И ничего дурного, желание побывать в Техасе не поубавилось:)

 Олег Батурин, журналист-расследователь, киножурналист, член FIPRESCI:

Скажи, а правда у вас там в Херсонской области всё так мрачно и беспросветно? — не раз і не два запитували у мене гості і глядачі Одеського кінофестивалю, подивившись знятий на Херсонщині фільм «Вулкан» Романа Бондарчука. Після чималої кількості фільмів з фестивальної програми залишилось незрозумілим, чому «беспросветный мрак» глядачі побачили тільки в «Вулкані». Але я про інше.

Торік влада Нової Каховки витратила десь з 260 тисяч гривень на зйомки замовної документальної хвільми про своє місто. Результат був страшний як смерть — мертвецьке кіно, цілком зняте в стилістиці home video дєжурного ювілею якоїсь завскладом чи бухгалтера затрапєзного місцевого підприємства.

Попри всю неоднозначність персонажів, попри не змальовану в райдужних фарбах реальність, «Вулкан» (нехай пробачать його автори за це порівняння) вийшов більш живим і цікавим, ніж замовна стрічка «Нова Каховка зачаровує, квітує та єднає». На відміну від фальшивої новокаховської хвільми в «Вулкані» є головне — любов до своєї землі. І Херсонська область, нарешті, отримала такий фільм — здається, вперше за всю історію її існування.

Мощные дебюты и не только

Дебютную картину Ягоды Шельц Башня. Ясный день (Польша) я считаю намного сильнее «лучшего фильма» феста — «Жалость» (Бабис Макридис, Греция). Но назвать ее легкой в просмотре язык не поворачивается.

Семейная драма (противостояние двух сестер), окрашенная метафизикой «оменовских» интонаций, с энигматическим концом – как хочешь, так и понимай. Все это в документальной отстраненной манере, весьма неторопливым серпантином раскручивая скелеты в семейных шкафах и нагнетая ожидание ужасной развязки. Эсхатологический намек то ли на второе пришествие, то ли на явление антихриста – творящего чудеса и богопротивные странности одновременно.

Тревожности добавляют новости типа «Далай-лама умер». Психологическая турбулентность распространяется подобно вирусу, неуклонно двигаясь к кульминационному моменту (условный «исход»). Место действия уединенное, в горах – под стать «трансцендентному» сюжету. Если доживете до финала, «ледоруб» в виде мучительных раздумий «что это было?» получите наверняка. К слову, дебютантку сравнивают с Лантимосом и Полански, что только добавляет ей очков.

Фильм – «специальное упоминание», Поророка Константина Попеску – из той же категории. Но без метафизики. Сюжетно – действительно, очень близко к «Нелюбви» Звягинцева, разве что пропадает девочка, и родители в прекрасных отношениях – до момента трагедии. Стилистически – очень далеко.

Определение «вязкое в своем декларативном гиперреализме кино» точно все отражает. Два с половиной часа вы наблюдаете скрупулезно выстроенную агонию отца, теряющего надежду найти дочь живой. А также подробную деформацию личности – от преуспевающего члена общества до обезумевшего от горя человека, жаждущего мщения. Длинные эпизоды без слов, снятые одним кадром. Все рутинно, медленно, истязающее медленно. И да — жуткий в своем варварском насилии финал.



Не всеми одобренный. Я же нахожу логику развития психопатии на подобной почве убедительной – в том числе, и благодаря блестящей работе актера Богдана Думитраке, исполнившего роль отца.

Жалость Бабиса Макридиса также эксплуатирует тему рутинности и автоматизма, заканчивающихся катастрофой, но совершенно в другом ключе. Это ироничный апдэйт классической греческой трагедии, привычно комбинирующей высокую драму с черноватой комедией. Жестокий рок и хор, волю рока выражающий, этические метаморфозы, гибель иллюзий и просто людей – все атрибуты на месте. Плюс обязательный флер беккетовского абсурдизма, свойственного «греческой новой волне», к которой принадлежит режиссер фильма Бабис Макридис (он, Лантимос и прочие греки, кстати, яростно отрицают этот ярлык – выдумку киноведов, объясняя свою деятельность необходимостью выживать в условиях жесткого экономического кризиса). Один из сценаристов фильма – Эфтимис Филиппоу, работавший вместе с Лантимосом над «Клыком», «Лобстером» и «Убийством священного оленя».

Визуально фильм безупречен. Фабульно – интригующий: это история главного героя, подсевшего на наркотик скорби по умирающей жене и не желающего с него соскакивать после ее выздоровления. И как всякий наркоман, он становится опасным, абсурдно опасным. Впрочем, предупреждаю – на половине ленты предсказуемость сюжета начинает утомлять. Но это провисание стоит преодолеть – финал вырывается за рамки немудреной фабулы, мастерски иллюстрируя опасности бытового солипсизма.

Андрей Чернявский, кинокритик (эксклюзив для СОУСа):

Невольно на фестивале сравниваешь трендовое мировое кино с украинским. Но то ли отбор таков, то ли, в самом деле, наше кино другое. Только мы ведь уже живем в европейской культуре, смотрим фильмы в интернете, читаем мировую литературу, ездим чаще заграницу. И эту «границу» мы постоянно чувствуем. Ну, не нужно себя обманывать. Наше кино – не особый мир, не особое восприятие, это – тотальная отсталость.

Я уже не воспринимаю фильмы, где с какими-то неимоверными потугами главные герои ищут смысл жизни, где монтажные планы бесконечно долгие, где туманы и дожди подменяют настоящие художественные образы. Да их даже не пытаются искать, зачем же, если есть калькированные восходы и закаты, облака и «табор, уходящий в небо».

Слово «эволюция» предполагает развитие, движение, постоянный поиск. Международные фестивали выбирают самые интересные варианты такого художественного поиска. И восприятие человека стремительно меняется, потому что тонны информации ежедневно приходится перемалывать. И тут украинское кино! Вязнешь в «болотах» его кинематографической школы. А ведь со времен «Теней забытых предков» почти 60 лет прошло! Ее ж нутром уже чуешь - эту школу, «поэзию», «роздумы» и «аллегоричность», этих предков несчастных в фильмах молодых ребят!

Поэтому искренне радуешься легким, динамичным, ироничным фильмам. Каким, например, был американский фильм Дорога грома сценариста, режиссера и исполнителя главной роли – Джимма Каммингса, кстати, блестяще исполнившего эту роль. И скажите, это ли не драма, которую переживаешь потом несколько дней, которая похлеще философских размышлений в вишневых садах. А все потому, что задеты чувства, касающиеся каждого из нас. Они гиперболизированы. Оттого в себе мы их отчетливее улавливаем и по-настоящему переживаем. Американский кинематограф – тоже школа, но это школа мастерства шагать со временем. Какой монтаж в «Дороге грома», какой сюжетный речитатив!

Откровением стал ливанский фильм. Обида Зиада Дуэйри – совершенно современное кино, как раз в этом смысле. И что, скажете, тема раскрыта не полностью?

Речь о войне, которой нет в кадре, но которая подана куда красноречивее документальных съемок бомбардировок. И что, здесь нет размышлений на достаточно серьезные темы? Да зритель выходит из зала ошарашенным. Трагическая, неоднозначная история достаточно динамично представлена монтажом, яркими диалогами, флешь-воспоминаниями и другими приемами на основе, казалось бы скучного сценария – судебного заседания, тянущегося весь фильм.

(Абсолютно солидарна с автором рецензии: пример фильма, где тема беженцев, противостояния религий и политического насилия подана блестяще, с прекрасно выписанным историческим контекстом, динамичным судебным экшеном и перфектной игрой актеров. Недаром на Венецианском смотре ему рукоплескали. Мелкий бытовой конфликт между коренным ливанцем-христианином и рабочим-палестинцем выливается в громкий судебный процесс, провоцируя уличные столкновения в масштабах страны. На свет божий вытягиваются ужасающие военные преступления времен гражданской войны, разразившейся в Ливане 30 лет назад, переплетающиеся с личными историями протагонистов. Вскрывающие так и не зажившие раны). 

А вот вам еще один жанр – исторический в продолжение темы. Михаэль Кольхаас Арно де Пальера. Да, режиссер виртуозно постарался передать дух XVI века, это важно для яркой картинки, для интереса к сюжету. Но как он отличается от других исторических фильмов! Так же виртуозно де Пальер современным языком рассказал извечную проблему вседозволенности власти и несправедливости судов. Прекрасные натурные съемки, монтаж, игра актеров, продуманность деталей делает фильм шедевром.

Это все примеры возможностей современного кино, которое при легкости восприятия обращаются к очень непростым вопросам.

Стоит отметить польские фильмы «Башня. Ясный день» Ягоды Шельца и Холодная война Павела Павликовского. Польский кинематограф имеет свои традиции, образность ему присуща. Но и в этих фильмах прочитывается та же тенденция современного кинематографа. Жанр фильма уходит в разряд фона, на котором разворачивается личная драма, понятная во многих деталях каждому из нас, а потому, как и в современном театре, зритель в кино становится сопричастным событиям сюжета.

В «Холодной войне» романтическая и трагическая история любви разворачивается на фоне античеловеческого «социалистического» строя со всем присущим ему репрессивным аппаратом. Но в том-то и дело, что в таком дуалистическом подходе гораздо ярче воспринимается эта политическая составляющая. «Холодная война», действительно, один из лучших фильмов фестиваля.

Магия премьер

Фильм Человек, который убил Дон Кихота, вряд ли заслуживает сопливо-восторженных отзывов, которыми его наградили некоторые издания. Цепляет упорство Терри Гиллиама, завершившего 20-летний «гештальт» и радостно заявившего, что теперь он свободен. Клише там хватает. Гипертрофированный образ русского олигархического злодея хоть и тешит наши патриотические сердца, в равной степени задевает наши эстетические чувства. Впрочем, в душу запал – неистовой верой в круговорот рыцарской чести (осмеянной еще во времена аутентичного рыцарства), всей этой идеалистической концепцией справедливости, пусть и громоздящейся на тщательно взлелеянном тщеславии. Мечта о нравственном императиве – вне времени и нравов. Однако же сквозная ирония бывшего «монтипайтонца», избежавшего главного клише – забрасывания современного героя в прошлое – неплохая награда за, в общем-то, голливудское кино и соответствующие приемчики.

Об иронии. Нестандартный и крайне остроумный zombie movie Ночь пожирает мир Доминика Роше (Франция) – о буднях социопата в зомби-реальности. Зашел в нормальном таком Париже на вечеринку к бывшей забрать свои вещи, заснул от отвращения к веселящимся людям, проснулся – дом и улицы кишат «восставшими мертвецами». Надо приспосабливаться как-то к этому неожиданно подаренному избавлению от социума. Тонкий намек: зомби-апокалипсис – чем не повод для эскапизма? Сразу же подкупает нежелание главного героя спасать мир. Заточенного на собственное выживание. Хотя ему, как одиночке, удалось не свихнуться (ну разве что слегка) и в относительном безлюдье. И даже наладить пародийный, конечно, но контакт с одним из недобрых теперь соседей (Дени Лаван) – для интимных бесед «за жизнь». Фидбек был ничтожный, но все же «эти глаза напротив»… Все постепенно замедляется, и главный герой тоже. Почти анабиоз. Снова намечается рутина – как самая надежная защита от потрясений. А куда торопиться, если ты окружен физиологической вечностью?

Не ждите «мяса», вернее, серьезности подачи этого блюда к столу. Кино не про это. Зобми-ангст – да. В какой-то момент тоска возьмет за горло и тогда… Отличный саундтрек – парнишка бойко стучит на ударных, разжигая и без того нехилый аппетит своей «неживой» аудитории.

Gender Issue

Юрий Житняк, обозреватель (эксклюзив для СОУСа):

 Фильм Девочка Лукаса Донта (Бельгия), показанный в первый фестивальный день, сразу стал моим фаворитом. Эта лента деликатно подняла непростую и незаезженную тему становления женщины (Лары) плененную телом мальчика-подростка (Виктора). С первых кадров подпадаешь под магию девственности образа Лары, созданный Виктором Польстером. Девочка-подросток, очаровывает своим обаянием Наташи Ростовой из фильма Бондарчука «Война и Мир». Главная героиня того легендарного фильма в миру была балериной, а героиня Польстера – мечтала сделать карьеру великой танцовщицы.

Режиссер аккуратно вскрывает уязвимые темы взаимоотношений Лары в семье между отцом и младшим братом. О, как трудно смириться отцу-мужчине, что его сын – это дочь. Как не просто младшему брату, который по-детски любит Лару, не называть ее Виктором. Кинолента пунктирно показала доказательства жестокости подросткового мира, который требует демонстрации лояльности с позиции силы. И эта жестокость ломает самоотверженного подростка. Лара стремится быстрее лишиться признаков, которые внешне делают ее все еще юношей. Режиссеру удалось выдержать баланс между физиологичностью некоторых сцен демонстрации пениса и необходимостью предъявить доказательства правдивости сюжета. Фильм наталкивает на парадоксальные выводы: «Парень, любящий парня, не гей, потому что он - девушка». Финальные сцены прошли под хохоток неподготовленного зрителя, не осознающего, что мир достигает гармонии только тогда, когда близкие твои – счастливы.

Да, фильм «Девочка» - это непростое Кино. Фильм, который открывает мир, скрытый от большинства, неподозревающего о его существовании. Этот фильм можно назвать не только фильмом «Открытием» Одесского кинофестиваля, но и «Открытием» для зрителя, нестандартными откровениями.

Бонус

В Invogue#Art, в рамках ОМКФ 2018, представили проект За кадром – о женщинах в украинском кинематографе, которые создавали историю кино, оставаясь по ту сторону экрана (операторы, режиссеры, костюмеры, декораторы, художники...) Он представляет собой серию интервью, где героини делятся своими мыслями по поводу киноиндустрии. Особое место занимают воспоминания о Кире Муратовой.
А также непростой «гендерный» вопрос и проблема дискриминации. Для меня актуально высказывание режиссера Екатерины Горностай:

«Деление на мужское и женское кино считаю странным: «мужское» понимают как кино с жестким нарративом, обязательным присутствием антагониста-протагониста, «женское» больше опирается на ощущения и состояние герое, их внутренние конфликты. Но много режиссеров-мужчин снимают крутое «женское» кино в таком понимании… Дело не в гендере, не в мужском и женском противопоставлении, а в характеристиках самого фильма: его ритме, форме, теме, героях».



Героини проекта: Юля Лазаревская, Инна Биченкова, Светлана Зиновьева, Ольга Самолевская, Наталья Ворожбит, Марыся Никитюк, Надежда Парфан, Екатерина Горностай, Виктория Бондарь, Марина Красота и Кира Муратова. Их истории читаются на одном дыхании – и в силу умения героинь прекрасно формулировать, и благодаря кураторам проекта, очень грамотно все это экспонировавшим.

Проект поддержан артом: молодые украинские художники - Алевтина Кахидзе, Никита Кравцов, Екатерина Филимонова, Мария Куликовская, Роман Михайлов, Дмитрий Эрлих, Инна Хасилева, Алексей Яловега, Ксения Гнилицкая, Роман Громов - нарисовали «портреты историй».
Special guest открытия проекта – президент ОМКФ Виктория Тигипко. Чтецом она оказалась внимательным.

Особое мнение

Олег Батурин, журналист-расследователь, киножурналист, член FIPRESCI (эксклюзив для СОУСа):

Сакральні контакти в трьох обличчях

Три героїни — три акторки. Одна колишня, яка змушена була піти з кіно після ісламської революції в Ірані і приходу до влади шиїтів на чолі з аятоллою Гомейні. Інша — популярна кінозірка в сучасному Ірані Бегназ Джафарі. Третя - абітурієнтка акторскої школи, яка мріє вчитися попри сувору заборону своїх консервативних родичів. В очах односельців вона — шльондра, адже справжній жінці місце лише на кухні. У відчаї молода героїня записує відеозвернення до Бегназ. Подивившись відео акторка вирушає до віддаленого гірського села разом із кінорежисером Джафаром Панагі допомогти дівчині здійснити її мрію.

Говорячи про творчість Панагі критики часто згадують про його майстерність у зображенні жіночих образів. Навіть перші три фільми режисера нерідко називають його “жіночою трилогією”. Семирічна героїня вражаючої дебютної стрічки Панагі “Білий шар” мріє про золоту рибку для свого акваріума і вперто йде до цієї мети. Старша за віком дівчина з наступної картини - “Дзеркало” - знімається в кіно і вирішує втекти зі знімального майданчика. А героїні третього фільму Панагі - “Коло” - три жінки, які вийшли на волю з в'язниці і приречені повернутися до неї знов.

З 2010 року Джафару Панагі, одному з найвідоміших кінорежисерів Ірану влада заборонила знімати кіно. Попри це його нові стрічки стабільно продовжують виходити на екран. Представлені на останньому Каннському кінофестивалі “Три обличчя” як завжди у Панагі є оманливо простим фільмом і, на перший погляд, головним у ньому є роздум о гендерних ролях чоловіків і жінок у традиційному іранському суспільстві. Але тут не все так просто.

Ті, хто розповідає про творчість Джафара Панагі і про “Три обличчя”, як правило, забувають про походження режисера. Панагі є азербайджанцем і вихідцем з того регіону, де й було знято його новий фільм: у гірських селах Південного Азербайджану — іранської провінції, розташованої на кордоні з Нахчиванською автономною республікою Республіки Азербайджан, місцевим азербайджанським діалектом. Або азері-тюркською мовою, як її називають самі азербайджанці.

Попри, здавалось б, суто азербайджано-іранський контекст, у цьому фільмі справді можна побачити близькі нам моделі поведінки. "Там" дорога жінці у світ мистецтва майже наглухо зачинена. Дівчина хоче зніматися в кіно, але їй кажуть - сиди вдома, виходь заміж, у кіно йдуть тільки жінки легкої поведінки. Герої хочуть проїхати гірською дорогою, але там лежить хворий бик, або проїжджають інші машини і вже ніяк не розминутися. А старійшинам навіть у голову не приходить розширити дорогу, вичистити і пофарбувати в селі замизгані будинки і двері, навести хоча б якийсь порядок. Проте тим звичніше бігати за жінками з криками "не можна! Не послухаєшся — вб'ю!", контролювати всіх і вся, а у вільний час без кінця ганяти чаї. По сей день питання навіть освіти для азербайджанських жінок в Ірані (та й у самому Азербайджані) стоїть дуже гостро. "Заборонити, не допустити, осудити, "місце жінки на кухні", "навіщо вчитися, якщо для повного щастя потрібно лише вдало вийти заміж" - певен, з подібним багато хто з вас стикався і в Україні.

Проте фільм має особливе значення для азербайджанців зовсім з іншої причини. Адже цей народ після окупації Азербайджанської республіки більшовицькою Росією сто років тому назад виявився розділеним азербайджансько-іранським кордоном. Думаю, не випадково Панагі зняв фільм не державною перською, а саме своєю рідною азербайджанс%