Текст: Юлия Манукян

Такие интервью я сравниваю с разгрузкой вагона. Человек уходит от тебя радостный, с чувством облегчения и гордости за себя, что главного, все-таки, не сдал. А ты сидишь в испарине и со стойким ощущением ослиных ушей. Кстати, абсолютно оправданным, потому как меня качественно «развели» еще на этапе знакомства с этой энигматической личностью. На вечеринке по случаю феста я проникновенно жала руку и договаривалась об интервью с девушкой, которую мне подсунули в качестве Kinder. С ней же обсуждала детали «домашнего задания» для участников. И вдруг Сережа Мельниченко настырно тянет меня покурить, зная, что я этим не балуюсь, при этом тащит за собой еще одного, малознакомого мне человека. Я неохотно выползаю из-за стола и иду во мрак и холод выяснять, что за срочность такая. Сергей, сделавшись вдруг серьезным, официальным тоном заявляет: «Знакомься. Это Kinder Album». «Ass» - высвечивается бегущая строка у меня в мозгу.

Ну, поржали, конечно. А дальше стало не до смеха. Интервьюируемый ускользал – я, используя методику допроса третьей степени, пыталась ухватить его за хвост. Ловкость проявляли оба. Впрочем, по итогу разговор получился интересный. И не только о «тайне личности».

- Когда человек устраивает такие декорации вокруг своей персоны, хочется его вытащить на свет божий – хотя бы для себя, если не для широкой публики. Как бы тебя ни раздражали эти попытки, их не избежать. То, что ты приехала на наш фестиваль, можно считать «выходом из тени»?

- Не совсем. Я не открываюсь, кто я, что я. Просто вышло так, что я предпочитаю рассказывать о творчестве, а не о личном. Личное всё – в картинках.

- Когда стали хотеть не только твои работы, но и тебя?

- Когда только начиналось всё, во Львове был большой ажиотаж. Потом, кому надо, знал обо мне, а кому не надо, те просто охладели. И это логично: творческая тусовка – одно дело. А тем, кто просто рассматривает картинки в Интернете, всё равно, кто за этим стоит. KinderAlbum– им достаточно.

- Кто эти люди, которые хотят докопаться?

- Художники, первую очередь.

- Ага, значит этим художникам в чистом виде твоего творчества недостаточно?

- Ну конечно! Но художникам важно, потому что это коллега – им интересно посмотреть, что за человек. Мне и самой, когда начинает нравиться чье-то творчество, хочется познакомиться с автором.

- И получалось у тебя кого-то вытащить, из тех, кто прятался?

- Ну, я не знаю, кто у нас еще в Украине прячется)))

- Мне кажется, у тебя будет всё меньше и меньше степеней защиты. Ведь все эти выставки и фестивали постепенно вытягивают тебя из этой ниши полного инкогнито?

- На самом деле, я не хотела этой презентации на фесте. И уже когда меня поставили перед фактом, я быстренько что-то придумала.

- Не жалеешь, надеюсь.

- Нет, это же для своих. Вот у нас было открытие в Одессе, вместо меня Сережа Мельниченко выступал. У себя на открытии – кураторы выступали. У меня есть объективные причины. Если бы их не было, я бы абсолютно не скрывалась.

- Итак, это не столько игра, сколько необходимость…

- Да. Хотя рано или поздно, если мои работы будут представлять действительно какую-то художественную ценность для Украины, наверное, можно будет и раскрыться.

- Это для тебя не кошмар, не конец света, ты не будешь надевать железную маску и так далее?

- Нет, конечно, нет. В общем, я решаю проблемы по мере их поступления.

- Хорошо. Теперь о работах. Ты же не просто так, от скуки, рисуешь, или потому что у тебя рука свербит. Есть какая-то вызывающе страдальческая нота в этом всём. Это не порно, не эротика. Это какая-то очень личная, невротическая и тянущаяся в бесконечность сага. О чем?

- Все мои работы связаны с острыми ощущениями. Ну, радость – она испытывается как-то легко: радость и счастье – тут все понятно, что их интерпретировать. Но мне уже люди, считающие себя как бы искусствоведами, тыкают тем, что, мол, страдание легко вот так изобразить, намного легче, чем счастье. А вот ты попробуй счастье нарисовать.

- Нелады, значит, с рисованием счастья?

- Когда я рисую, у меня должна быть тема придумана. Мне надо знать, о чем рассказывать. Какая я счастливая? Ну, я не знаю. Просто я в этих страданиях вижу счастье. Я счастлива оттого, что я испытываю эти страдания. То есть, я понимаю с возрастом, что эти острые ощущения и есть кайф. От того, что грустно, – кайф. Есть какие-то проблемы – это значит, что мы живы! Есть проблема – есть эмоция. И ты её в этот момент зарисовываешь, потому что завтра уже ее не будет!

 - Ты рассказываешь только свою историю или разные истории?

 - Нет, я рассказываю, в основном, свою историю, но бывает, конечно, что что-то меня зацепит из чужого. Когда я начинала, многие люди мне идеи подкидывали: «Нарисуй то, нарисуй это, а вот у меня был такой-то сексуальный опыт – как раз твоя тема».

- А, вот даже так? Я постоянно вспоминаю картинку с коктейлем и с трубочкой. Она меня по-хорошему насмешила.

- Это, кстати, не из своего) Ну, просто уже начинается такое: «А какие ещё есть крайности? Можно попробовать еще вот это».

- Есть помимо этого всего основная работа?

-Есть. У меня поэтому такой формат изначально маленький: А4. Я в офисе сижу и А4 – это очень удобно. Правда, я сейчас уже понимаю, что мне надо идти куда-то дальше, и я уже перешла на бóльшие форматы.

- А не обвиняли ли тебя в инфантильной подаче, в детском рисунке?

- Нет, слава Богу. Ну, я же сразу назвалась Kinder Album. Это как бы все объяснило. Конечно, были какие-то люди совсем с улицы, оставляющие отзывы типа: «Ви не знаєте анатомії!».

- А коллеги по цеху?

- Нет. Хотя нет, один из львовских художников мне как-то сказал, что вот он думал-гадал, ну кто же это так криво рисует такие ужасные вещи, и как можно их показывать. Потом, говорит, присмотрелся – есть и ракурсы какие-то, и что человек совсем без образования не может так рисовать.

- То есть, он уже как-то разобрался потом?

- Да, понял, что это вроде как специально. Вообще, с кем ни пообщаешься, все понимают, что правильные линии никому не интересны. Это мало кого интересует, потому что линия живая, кривая – это естественно.

- Что такое твоё видео?

- Я сама еще не до конца поняла… Сначала это была тема только бабушек. Кусочек времени, типа старость – как нечто неизведанное. Мы знаем детство, но когда мы вырастаем, мы это детство забываем и потом начинаем уже его наблюдать опять, как будто мы и не были детьми никогда. Делаем какие-то выводы, читаем какую-то кучу статей о детях, о том, как их воспитывать. И старость для нас – это что-то подобное. Загадка. Вроде ты уже скоро и будешь в этом времени, но сейчас-то жизнь бурлит. Наверное, она будет бурлить и в тот момент. А когда мы наблюдаем за стариками, кажется, что ничего не происходит. Кажется, что они все несчастны, что они все медленно делают. И мне даже обидно, что человек не может встать так же резво, как я это делаю. Что ему мешает? Почему так происходит? И я фиксирую какие-то обычные вещи: шаг человека, движения, мимика.

- Это загадка или фобия?

- Этого я не знаю. Мне, кстати, писали в комменты: «Ты издеваешься над стариками, ты над ними смеешься, смеешься над старостью»

- Нет?

- Нет, это не издевательство, просто это как-то нелепо – вот так себя вести. Что же вы, старики, не можете как-то пободрее?

- Хочется их ускорить и оживить как-то, да?

- Да. У меня есть видео, где бабушка в супермаркете как-то очень смешно покупает два вида рыбы по разной цене: тут 33 гривны, а там – 45. Она отсюда набрала, а потом – оттуда, в тот же пакет. Пошла взвешивать, как будто она не знает, что цена разная.

- То есть, тут два варианта: либо бабушка страдает слабоумием, либо бабушка сильно хитрая?

- Это просто какой-то Монти Пайтон! А потом было видео с женщиной, которая ест чебурек. Вот она пришла в чебуречную. Такая отстойная, привокзальная чебуречная. И чё ей одной вообще туда просто так приходить? А она пришла, съела один чебурек за столом, встала, пошла. И сразу как-то задумываешься: кто эта женщина? Почему она приходит именно в эту чебуречную? Хорошо одета, а сидела там среди алкашей. Видео здесь просто подходит как инструмент для зарисовки.

- Ну, хорошо. Ты зафиксировала – и что?

- Видео выкладывается на YouTube.

- Хочется реакции какой-то?

- Конечно, хочется! Это мне сейчас, когда много лет это выставляю, неважно: триста лайков или сто. Потому что я поняла, как это работает, и что триста лайков, в принципе, набирают не самые лучшие работы, а как раз попсовые, конъюнктурные, на злобу дня.

-Точно! Знаешь Татьяну Толстую, писательницу? Ну, вот она пишет: «Боже, да что же это такое? Я пишу какие-то высокодуховные вещи – у меня 7 лайков, я пишу какую-то фигню про блины – у меня 2000 лайков!».

- Мне теперь важно, кто ставит лайки. Большинство людей я знаю, и мне важно их мнение.

- А ты соглашаешься с другим виденьем твоих работ?

- Да, всегда. Я никогда не против другого мнения. Наоборот, радуюсь, что человек там что-то увидел. Даже если плохое, я радуюсь. Мне нравится, когда работа двусмысленная, трехсмысленная, пятисмысленная… Понятно, что разные визуальные образы у нас у всех будут вызывать разные ассоциации, в зависимости от нашего бэкграунда.

- А что больше всего задевает в комментариях? Ведь бывают же и тупизм, и злоба…

- Я стираю комментарии, если они обижают меня или модель: «А сиськи обвисшие!». А вообще зависит от моего настроения. Иногда просто пофиг и я никак не реагирую, а иногда может обидеть такая мелочь, которая завтра покажется глупой.

- Планируется какой-нибудь очередной выход в люди? На носу, возможно, какие-нибудь выставки?
- Сейчас у меня серьезная подготовка к большой серии работ. И я потом буду думать, что с ними делать. Пока я сама себе менеджер, и очень плохой менеджер. Все выставки, по сути, мне подносили на тарелочке, я ничего для этого не делала.

- То есть, в этом смысле ты счастливчик?
- Ну, как… Не совсем. Если, например, сравнить с Мельниченко, то меня давным-давно публиковали бы в сотне журналов!

- Да, Мельниченко – образец. Человек пиарит себя, не стесняется.

- Да, а я всё в Украине, и пока всё, что предложат, то и рассматриваю. Но сейчас это будут работы большого формата , и я уже думаю над пространством. Лучше где-то в Киеве. А в будущем я буду, как и Сережа, заниматься постпродакшеном, писать письма. Пока я – человек, сильно подсевший на Фейсбук, мне все время рисуется. Я если неделю ничего не выкладываю, думаю, блин, надо уже срочно что-нибудь выложить! Ломка! С этого тоже желательно спрыгивать. Но я все равно придерживаюсь позиции, что для продвижения себя должен быть качественный материал. Когда есть с чем идти, тогда надо и предлагаться.

- Стоп. Разве нет здесь противоречия?

- Ну, эта графика вся – как-то несолидно.

- А если эта графика станет всей твоей жизнью и ничего кроме этого не будет?

- Как это не будет? Будет! У меня есть уже хорошие экспозиционные идеи, хороший масштаб.

- Как тебе идея резиденции? Получилось бы у тебя выбраться, опять-таки – в своем, почти нулевом формате публичности? Допустим, пишет тебе Алевтина Кахидзе письмо: «Dear Kinder Album…»

- Не-е-ет, это как раз я собираюсь написать ей письмо, потому что Кахидзе – единственный вариант в данный момент, который меня привлекает.