Я получил в подарок от кого-то из родственников в шестом классе фотоаппарат Смена 8 м. Я сам фотографировал, сам проявлял, сам печатал. Потом в фотоаппарате что-то заело и я решил его сам починить. Это его убило. Потом на первом курсе института я должен был поехать в Германию и родители решили подарить мне «взрослый» Киев19. Я пофотал. Плёнки отдал чужим людям на проявку, потому как себе не доверял. Но их засветили. Я как-то не очень расстроился, но решил впредь всё делать сам.  Купил недостающую технику. Начал читать специальную литературу. И вот тут я впервые столкнулся с журналами, в которых печатали «фотографию как искусство». Само собой, что это были советские журналы с непреодолимо скверной печатью, серо-серыми изображениями и пресными текстами. Однако из них совершенно явственно следовало, что фотография как самостоятельный жанр  признаётся, но критерии оценок и описательный язык взят из смежных жанров. Описание композиции исходило из живописи и рисунка, соотношение света и теней из графики, сюжет из театра.  Проштудировав около десятка таких изданий я уяснил две вещи:

социально значимой может быть только документальная фотография.

постановочная фотография существует для тех, у кого не получается похоже рисовать.

Много позже просачиваясь сквозь кисель множества институций, вокшопов, выставок, конференций, погружаясь в теорию современной фотографии с её новой семантикой, амбициями и масмедийной сверхпроводимостью, я с улыбкой вспоминал те журналы и те свои представления о фотографии. Однако с современным дефицитом доверия и жаждой искренности, такая фотография, где изображение значит ровно то, что значит, где закомпоновать, значит стилизовать реальность под  Искусство и вытеснение цвета обозначает торжество графики, такая фотография становится новой точкой отсчёта. Если не Ноевым ковчегом, то азбукой повествования. В ней нет актуальности, но есть созерцательность.