Феликс Кидер прожил недолгую по теперешним меркам жизнь, но годы, отпущенные ему судьбой, были насыщены таким наслаждением каждодневного творчества, такими открытиями самовыражения, что не будет преувеличением сказать - это была жизнь исключительно счастливого человека. Он жил тем, что творил.
Феликса любили все, кто с ним соприкасался. Коллеги художники за талант и самоотверженную преданность искусству, не художники за открытость и детскость натуры. Знакомством с ним дорожили, как дорожат и гордятся редкостью, да он и был уникален по творческому дарованию и человеческой сути.
Наследие художника многогранно и поражает легкостью и артистичностью художественной перенастройки: рисунки и офорты, живописные портреты и натюрморты, скульптурные работы монументальных форм и небольшие милые сердцу шамоты. Но рисунки мастера - это особая, если не основная часть его творчества. Именно по рисункам можно проследить взросление Феликса как художника, выработку его неповторимого почерка. Именно в них заложено то особенное чувство многократного объяснения в любви натуре, высказанные средствами изобразительного языка.
В училищных рисунках, выполненных с ученическим старанием, прослеживается методика крымской школы рисунка, где большое внимание уделяется тональной проработке формы. Нюансы и контрасты тона особенно прочувствованы в иллюстрациях к литературным произведениям.
В работах институтского времени несомненно влияние харьковской школы, где акцент делается на внутреннюю конструкцию формы. Но истинное понимание рисунка приходит только после окончания учебы.
Тема обнаженного тела неисчерпаема в искусстве, у Кидера многовариантно обыгранная, как будто иллюстрирует восхищение мольеровского Липорелло: «как все дивно устроено в человеке, как все ладно двигается, поворачивается, наклоняется!».
Несомненно, Феликса интересовал стандарт совершенства, но чтобы разгадать его, он должен был вскрыть внутреннее формообразование, разобрать и вновь собрать конструкцию личности-образа. Десятки раз повторяются анатомические рисунки голеностопов, грудной клетки, стоп, кистей рук и суставов. Отрабатывается линия, упруго очерчивающая абрис пластических сочленений.
Феликс в последние годы и в шутку, и в всерьез сожалел о том, что монументальная живопись в ее классическом варианте никому не нужна и, вряд ли, все убыстряющийся темп жизни нуждается в делании масштабных произведений как по размерам, так и по сути. Настоящий художник осуществляет свои творческие планы наполовину, а то и на треть, и Феликс умел мириться с обстоятельствами, увлечься противоположностями. От больших рисунков перешел к офортам, от них к экслибрисам, где во всем соблюдена та мера условности, которая присуща только данному виду графики
Талант чувствует сам себя, прислушивается к самому себе и через себя выражает тот мир, который по-другому ощущает. О жизни вне творчества Феликс почти не говорил, или не знал, как говорить. Диалоги с ним это особое свойство разговоров о закономерностях искусства и парадоксах истории, о творческих опытах удачных и не очень, о талантах и гениях. Феликс отворялся для собеседника, впуская его в тот мир, из которого были вычеркнуты все мелкие житейские передряги. Но эксцентрика мелочей жизни, жизненная событийность, их характерная мимолетность впечатывалась в память и, преображенная в художественный образ, становилась темой его уникальных работ.
Все наблюдалось, но никогда не обсуждалось. Феликс некогда не рассказывал о задуманном, но всегда охотно об уже претворенном. Никогда не показывал процесса - только сам результат, которому радовался, как ребенок. И эта радость итога невольно передавалась собеседникам. Неохотно отвечал на вопросы о своих студенческих годах: было трудно, и лишь на третьем курсе что-то стало получаться. О своей службе на флоте с сожалением: там почти не было времени для рисования. О поездках в Израиль и Канаду: что не мог бы там работать. Все чужое и люди и природа. В поездках скучал по своей крохотной мастерской, где каждая вещь, кроме своего прямого назначения, имела еще и знаковую ценность. Даже небольшое зеркало в углу мастерской было для Феликса определителем человеческой натуры: кто и как в него смотрится и по сколько раз.
Рассматривая штудии и сюжетные картоны Кидера, изумляешься тому, как этот поисковый материал обнаруживает способность скрещивать разные художественные языки от Ботичелли до Модильяни. Созданные твердой рукой мастера без правок и изменений, с невероятной точностью «попадая» в заданный формат. Когда теперь оказываешься лицом к лицу с этим театром пластических ситуаций, привычное сдвигается с места и обыденность приобретает убедительность символа, с которым художник беседует со Временем.
Творчество Феликса Кидера - яркая страница в истории изобразительной культуры Украины. Его творческое наследие чрезвычайно разнообразно и ждёт серьезных исследований по каждому виду изобразительного искусства, в которых он работал. Его произведения открывают нам своеобразную картину мира, наполненного философией позитивизма и открывающую нам красоту с позиций человека, осознающего свою роль творца.
