Моему прадеду на войне оторвало руку, а он ее нашел и в вещмешок сунул. Друг его был таксидермистом и сделал чучело из его руки. Это чучело он обратно присобачил и носить стал вместо протеза. Так вот сидим мы за столом - я маленький, прадедушка, семья и гости. И дедушка начинает одному историку про войну рассказывать. Что, мол, бомбу на их отряд скинули с газом парализующим. Немцы, мол, хотели тела на опыты взять, потому что у них летающий тарелки не летали. Так он бомбу рукой своей могучей прикрыл и все живы остались, жаль, что только руку парализовало. Историк говорит, что такого быть не может, а дед как рассердится и его здоровой рукой в ухо двинет и заорет "А, сукин сын! Неблагодарная сволочь!" да так потом смеялся, что со стула падал.

                                                                              *****

Рождение прекрасный праздник - по праздничному красные младенцы, счастливая мать, а иногда борьба еще слепых младенцев за первенство оборачивающаяся гибелью самых слабых . Многие отмечают победу успевшего полюбиться малыша ритуальным сжиганием проигравших.
В семье моего знакомого принято проигравшего засовывать обратно в не успевшую сузиться матку, после чего мать шла в туалет и сбрасывала проигравшего как кусов фекалий. Эх, приятнейшие люди, но чрез меру требовательны к сыну.

  Наука «Растеньетраханье».

Вступление.

Приветствую тебя, мой молодой друг. За свою жизнь ты просто не мог не столкнуться с растениями и, естественно, ты находил их прекрасными (да, они такие). И, конечно же, тебе хотелось их трахать. Нет, не смущайся, не красней и не опускай глаза, ведь желание это столь же нормально, как и любовь к матери и сладкое волнение внизу живота, когда тебя манит жестом в лес раскованная одноклассница.
 Сей учебник поможет тебе на нелегком пути осознания причин и удовлетворения этого желания и даже, не побоюсь этого слова, потребности. Я, твой верный автор и друг, поведу тебя за руку в мир нежный и пылкой любви между человеком и растением, по пути подбадривая в минуту нерешительности и защищая своевременным советом перед неминуемой опасностью.
 Я хочу поблагодарить за помощь, поддержку и вдохновение, подвигнувшее меня на написание этой книги. Спасибо вам моя любимые и дорогие, без вас моя жизнь никогда не была бы столь волшебной и счастливой. Отдельное спасибо я хочу сказать вам Ольха Татьяна, Брусника Алина и Акация Лена, Платан Виктор и мой юный Каштан Коленька.

Историческая справка.

Издавна любовь к растениям отличала людей способных тонко воспринимать красоту этого мира. Еще Платон писал: «Какое прекрасное оливковое дерево танцует на ветру своими ветвями маня. Ах, вот бы его трахнуть». И в последние годы своей жизни излагал «неписанное учение» в котором рассуждал о благе и мире в основе которого оно лежит. В этом мире люди и растения сливались в едином любовном порыве и порождали нечто большее, что позже перекочевало в англосаксонские легенды и откликнулось сейчас у нашего горячо любимого Дж.Р.Толкиена в энтах, таких какими мы их знаем сегодня. Демокрит до конца своих дней прожил в бочке, которой стал его любимый Дуб Асклепий и лишь один этот факт красноречиво описывает нам всю силу чувств между человеком и растением.
 Римляне с радостью переняли у эллинов искусство межвидовой любви и разнесли его по всему миру. Знаменитое выражение «перейти через Рубикон» в изначальном варианте звучало как «выебать платан». О том, почему Плутарх и Светоний настолько сильно перекроили крылатую фразу, история умалчивает. А Нерон, в свою очередь, поджег Рим не смирившись с свободными нравами своей Пинии Полихимнии. Вот отрывок из стихов, которые он писал, пока смотрел на полыхающий город (заранее извиняюсь, перевод дословный и рифма утрачена):

…

Кровоточит разбитое сердце
Моногамия бремя мое тяжкое
Коль не моя ты так гори, полыхай
Ебанная сука со всем городом сгоришь ты

Не открывайся ебучему дереву благородный муж
Ибо неминуемы страдания…

  Мало кто знает, что Камасутре, предполагаемое рождение которой датируется 3-4ым веком нашей эры, предшествует Битасутра в которой повествовалось не о любви между мужчиной и женщиной, а между человеком и растением.

 С приходом христианства фито филам пришлось уйти в подполье, так как они трактовали распятие Христа как аллегорию любви пророка и мертвого растения, что утверждало христианство как религию смерти. Такая точка зрения была противна простому люду, а в то время, в лучшем случае, ты узнавал, что твое мнение оскорбляет другого только тогда,  когда чувствовал удар камнем.

 Северные варвары славились своей силой и неистовостью именно из-за того что входили в сношения с самыми твердыми и грубыми видами деревьев. Мудрые друиды уходили в леса чтобы жить среди растений, как некоторые уходят жить в дом родителей невесты или жениха...

*****


Стул

 Я бегал за гусем Никифором с палкой, когда хриплый, но громкий дедушкин голос воззвал ко мне и притянул к источнику могучей властью возраста. Ведомый приказом через заставленную готовыми деревянными изделиями комнату, сильно пахнущую лаком и опилками, я не мог ни о чем думать, кроме возможности наказания за украденные финики или разбитую чернильницу c испорченными бумагами.

 Дедушка стоял перед своим рабочим столом, на котором обложенный инструментами стоял стул. Такого красивого стула я еще не видел, высокая спинка украшенная львами, оленями и рыцарями делала его похожим на трон, а лак блестел под почти горизонтальными лучами солнца, разрезающими пространство комнаты, как медовый пряник. Он присел на невысокий трехногий табурет и приятным сильным движением усадил меня себе на колено.

- Вот, Гришка, это моя лучшая работа, красивее мебели я еще не делал... и вряд ли когда еще сделаю. Нравиться? - и заглянул мне в глаза, от чего мне стало как-то не по себе. Я потупил взгляд на покрытый опилками пол и зажато кивнул слегка улыбнувшись, чтобы не прогневать дедушку. На что он потрепал меня по голове, набрав полные груди воздуха, продолжил.

- А знаешь, кто мне стул этот заказал? А?

- Нет, дедушка... не знаю, - отвечал я, подражая диалогам в книжке по русскому языку. Когда я так делал, взрослые были довольны и даже награждали меня за «отзывчивость» и «умелое поддержание беседы»

- Григорий Александрович, - торжественно продекламировал дедушка.

- Какой Григорий Александрович? - попытался с имитировать заинтересованность, все еще рассматривая крохотные терриконы опилок на полу.

- Тройницкий! - лицо дедушки преобразись. Глаза загорелись злобой, мягкая добрая улыбка превратилась в жестокий звериный оскал, изо рта начала лететь слюна. В общем, походил он на разъяренного пса, который вот-вот набросить на меня. - Сам Тройницкий, представляешь, мать его за ногу! Кровосос, упырь Тройницкий! Тройницкий Григорий Александрович!

 Я не знал что ответить, мне было страшно и хотелось бежать, но зад мой словно прилип к его ноге, и все что оставалось - ждать своей гибели. Но лицо его опять приобрело дружелюбный оттенок и он снова потрепал меня по голове. Вдруг, дедушка прищурился, так как делал каждый раз, когда хотел сказать или сделать что-нибудь смешное, или остроумное.

- А не замечаешь ли ты чего в стуле, Гришка? А? - опять заглянул мне в глаза и я точно разглядел его шутовской оскал, не сулящий ничего хорошего, так как я хорошо помнил все прежние его шутки.

- Нет, дедушка, не замечаю. Что такого необычного в стуле? - продолжение игры по правилам казалось мне недостаточной мерой в такой передряге и я попытался задобрить его. - ...кроме его красоты.

 Дедушка ткнул пальцем в место, где спинка и задние ножки крепятся к сидению и несколько секунд мы молчали, видимо, чтобы я все понял и сам сказал, но я ничего не понимал. Затем он усмехнулся и встал, освободив мой таз от заточения своей ноги.

- Ничего, мал ты еще, чтобы такое понимать. Ничего. Ничего... вот у нас дома стулья с прямыми спинками, а у этого она под наклоном, небольшим, но наклоном. Почему? А потому, что прямые спинки прямо сидеть заставляют - так полезно для хребта твоего, кишок там разных и прочей требухи твоей. Будешь ровно сидеть — здоровым вырастешь, богатырем. А тут видишь как? Да, так удобнее господину Тройницкому сидеть, и будут они довольны. Но стул этот страшная ловушка, в нем сидишь назад отклонившись, и туловище твое с плечами и руками не задницу давит, а на пояс, а поясница вон какая слабая, - и лицо его расплывалось в самодовольной улыбке, - Григорий Александрович будут сидеть и радоваться, что стул такой удобный и красивый, что я - мужик, его работу такую искусную делаю. Месяц сидеть будут, второй и тут, наконец, их пояс сдавать начнет. Сначала ноги мерзнуть начнут, потому что таз зажмется и кровь будет слабо в ноги течь, но их это не смутит, люди они занятые, и дела у них по важнее есть. Потом просыпаться будут с неудобством в спине, а еще через месяц боли начнутся. И на стуле будут чувствовать себя удобнее всего, будут радоваться, что стулом таким владеют,а стул дальше будет их тело калечить. Эх, мог бы я руками до тельца их дотянуться, я бы все быстрее сделал, но так даже лучше. Потом, почки заболят и жену свою они любить не смогут. Жена дама знатная и себе кого другого для долгу супружеского найдет, а они догадываться будут и мучатся, от мыслей ядовитых, да картин тяжелых в голове. Кишки сомнутся, и на горшке часами сидеть будут, кровь из зада выжимать, кряхтеть, тужиться и страдать. Еда будет не мила им, ни каша, ни кушанья заморские, за которые скот купить можно. Крови в туловище много будет и голова будет болеть. От больной головы дела пойдут плохо, обмануть их купцам жидовским легче будет и успевать будут меньше. Все будет не мило им — дочка его, Аглая,  подойдет за добрым словом, а они ругнутся и прогонят её. Ни супруга, ни дети не будут любить Григория Александровича. Так они зачахнут и на свет тот сойдут — в самое пекло, от чертей тумаков горячих получать.

 Закончив, дед залился таким смехом, что даже присел обратно на табурет и за живот ухватился. Я тоже принялся хихикать, дабы не прогневать его. Закончив смеяться, он принялся наводить порядок на столе. Я уже собрался уходить, дед обернулся и сказал:

 - Эту богатую сволочь мы когда-нибудь все перебьем, а пока что наш долг делать их жизнь невыносимой, гнилостное их житие еще пуще портить. Скоты они, твари — наживаются на простых людях, вроде нас с тобой!

Лицо его стало грустным и страдальческим, как у Христа на иконе.

 - Иди давай, и помни - что они враги. Нелюди они!

 Я развернулся чтобы уйти, но он добавил:

- Не говори никому, а то шкуру спущу. Понял?

 Я кивнул, и чувство страха пересилило инстинкт самосохранения, ноги понесли меня прочь, я выбежал из дедовой мастерской. Бежал до самой речки, где спрятавшись в кустах, просидел до заката, думая о дедушке и всем услышанном.

 Вечером на ужин мама дала кашу, а дедушка после него угостил яблоком и как-то странно подмигнул.

Пятое августа 1903 года