Открывала фестиваль постановка трагедии Уильяма Шекспира «Ричард III» от театра им. И. Франка (Киев). Постановка, которая оказалась первым моим разочарованием.

Это спектакль в высшей степени лишен полутонов: там, где они требовались изначально, и там, где в них была острая необходимость. Но вместо этого получилась постановка, для которой наиболее характерными чертами оказались крайности и истерики, в первую очередь, со стороны актёров второго и третьего плана. На фоне более сдержанной игры исполнителя главной роли Богдана Бенюка это все смотрелось то странно, то нелепо, а то и всё одновременно. Собственно, Бенюк большей частью и перетягивал на себя внимание на всем протяжении двухактного действия, отыгрывая, по сути, собственный бенефис. Хотя ровностью его исполнение не отличалось: ко второму акту он ударился в те самые упомянутые крайности, превратив образ Ричарда III в ходульного злодея, движимого лишь жаждой власти и саморазрушения.

Впрочем, и все сценические, режиссерские решения Вартандила Арсимашвили в спектакле вызывали с моей стороны сильное внутреннее противодействие. Буквально всё - от черных кожаных костюмов актёров, навевающих скорее двусмысленные ассоциации, и музыкального сопровождения, в котором классические литании были диспропорционально смешаны с джазом, до лаконичных деревянных декораций, отнюдь не концептуально выигрышных - кричало о празднике дурного вкуса. И менее всего об интересной или хотя бы лишённой нездоровой гипертрофированности интерпретации шекспировского текста. Выбрав в качестве точки временного отсчёта для постановки сугубо условное Средневековье, спектакль постоянно превращался в актуальный нашей украинской реальности политический манифест: вневременная сущность текста нивелировалась контекстом текущей (текучей) политической ситуации. Конъюнктура убила суть, конъюнктура убила текст как таковой.

Не меньшее замешательство вызвала и постановка «Приглашения на казнь» Владимира Набокова молодым киевским театром «Мизантроп».

Вообще, удачное существование текстов Набокова на театральной сцене можно пересчитать по пальцам, поскольку найти к его текстуальному массиву подходящий ключ достаточно трудно. Соответственно, берясь за сценическое воплощение его произведений, стоит понимать сверхзадачу не утратить энергию и лингвистическую мощь текста, поскольку Набоков так или иначе подавляет кого угодно. В случае же с постановкой «Приглашения на казнь» (чуть ли не самого противоречивого текста писателя) вышло так, что осовременивание не стало явственным признаком усовершенствования, скорее наоборот - регресса. Изысканный, льющийся ласковой образностью текст Набокова был задавлен многочисленными хореографическими и музыкальными решениями, это исключительное педалирование пластики тела, самой телесности выбило из-под ног сам текст и рисунок образов главных героев, очерченных исключительно упрощенно, на уровне базовых архетипических конструкций. Упрощение, к Набокову применимое со столь губительной силой, превратило неоднозначное произведение писателя в этакий постмодернистский, хипстерский по тональности, мюзикл на стыке эпох, но не со срезом идей. Произошло не столько прочтение, сколь поглощение текста тем, что должно было быть бэкграундом.

Ереванский театр «Амазгаин» им. Соса Саркисяна привёз на Мельпомену Таврии постановку «Лю-боф», основанную на произведениях Даниила Хармса.

Рискованный выбор материала, учитывая, что наиболее жёсткие авторские тексты не были применены в постановке. Но риск тем не менее оказался оправданным настолько, насколько это вообще возможно с хармсовской абсурдистской эстетикой. Напирая в первую очередь на пантомиму и на яркие рисунки ролей, преподнося тексты так, что их подача смогла скоррелироваться с заложенными смыслами (или же их частью), ереванская труппа представила этакий спектакль-настроение, в которое, судя по реакции публики, смогли попасть далеко не все зрители. Театр абсурда отразился абсурдом не(до)понимания.

Киевский Дикий театр в сотрудничестве с Львовским академическим драматическим театром им. Леси Украинки на второй день фестиваля представил, по моему мнению, лучший спектакль всей Мельпомены Таврии – «Том на ферме» Мишеля Марка Бушара в постановке Павла Арье, (заявленного, помимо этого, ещё в трех спектаклях как режиссёр и драматург).

Современность ворвалась на подмостки Мельпомены с хрустом костей и эротизмом, которым был пронизан от начала до конца весь спектакль. Даже на фоне успешных зарубежных постановок Бушара в США, Франции, Италии и Испании, на фоне модной экранизации Ксавье Доланом, «Том на ферме» от Павла Арье воспринимался более чем убедительно и актуально. И дело здесь - в правильно выбранных актёрских интонациях и режиссерском умении на тонкой грани пройти по самым болезненным и провокационным темам. Которые, впрочем, в пьесе Бушара были частью естественной художественной среды, и лишь в нашей реальности они выглядят странно, чужеродно, отчужденно - как и сам главный герой, с ярко выраженной аддикцией. Исполнители главных ролей в спектакле Грицюк и Остап Дзядек перетянули на себя внимание от женских персонажей, причем Остап Дзядек (Фрэнсис) даже больше выглядел доминантным, нежели Том. Мачизм выглядел порой нарочитым, как этакая защитная плёнка героя от окружающего мира. 

На следующий день Дикий театр представил спектакль-трэш «Попы, менты, бабло, бабы» Виктора Понизова, который взялся за модернизацию одной из величайших драм Елизаветинского театра «Герцогиня Амальфи» Уэбстера.

И сколь был приятен «Том на ферме», столь сильное отторжение подарила эта постановка, в которой, однако, существенная проблема была не в режиссуре или актерской игре, но в самом тексте - отличающемся пошлым однообразием, отсутствием оригинальных решений, даже в пределах trash-style, свободного в собственном самовыражении ровно настолько, насколько позволено совестью и креативностью. Но осовременивание классической английской драмы с сексом и насилием получилось в той же степени унылым, сколь и скучным, предсказуемым в своей трэшевой сущности. И оттого все зазеркаливание реальности получилось достаточно скудным, лишенным даже какой-то бы то ни было драматургической зрелости.

Сцена театра перемещается из сознательного действия в те самые задворки подсознательного и бессознательного

В свою очередь, зрелости с лихвой хватило португальскому театру Teatro Circo de Braga, взявшемуся за драму австрийца Томаса Бернхарда «В самую цель».

Уже не в первый раз посещая Мельпомену Таврии, португальская труппа пытается концептуально удивить, несмотря на явственную привязанность их творческой идеологии к несколько архаичным признакам воспитательной функции, взращивания в зрителе определенных нравственных ценностей - на фоне порой полного отвержения театром принципов академической драматургии. Первая постановка труппы с лёгкостью определяется как метаспектакль, театр о театре. Актриса, героиня спектакля, экспрессивно выговаривает и выговаривается перед зрителем, который оказывается поглощён текстом и самой исполнительницей. В этом спектакле сцена театра перемещается из сознательного действия в те самые задворки подсознательного и бессознательного, что так откровенно открывает перед всеми героиня. На сцене - все тот же минимализм, лишь вербализация текста и сам текст, звучащий во множестве оттенков.

Спектаклем же, завершающим Мельпомену Таврии, стал «Вид с моста» Артура Миллера, сыгранный Национальным  академическим театром русской драмы им. Леси Украинки. Пафос этой американской драмы о жизни итало-американцев в Бруклине оказался растворенным в уместном сценическом лаконизме, хотя и рождались невольные ассоциации как раз со спектаклем-открытием - за счёт общей внутренней схожести главных героев - жёстких индивидуалистов, готовых во имя собственных сомнительных целей идти на самые неприемлемые поступки. Только на этот раз излишних перехлестов практически не было, текст Миллера адекватно лег на убедительное исполнение актерами своих ролей, хотя точно попасть в чисто американский дискурс сюжета не удалось до конца. Хотя стояла ли задача показать Америку? Насквозь американский текст пьесы был понят и прочтен с той степенью личного режиссерского восприятия, когда на первый план была выдвинута не пресловутая American dream in American life, но характерная, подчеркнутая пассионарность типажей и их драма, раздутая небезуспешно до состояния вселенской трагедии, только без дополнительных красок экзистенциальных мук. Их заменили заламывания рук, надрывы и эмоциональные качели.

РЕЗЮМЕ
Современной драматургии все еще не хватает Мельпомене. 

Постоянное обращение к классике в конце концов обернулось ее тотальным извращением или искажением, и существование классической драмы в условиях все более гибких театральных решений актуальных режиссёров и драматургов выглядит все более архаичным. Однако и отказаться от академической театральной школы тоже нереально. Необходим баланс между современностью и вневременностью, между правдоподобием и уподоблением реальности, между театром жизни и театром о жизни, между смертью Автора и авторским видением. И в этом междустрочном бытовании находится наша Мельпомена Таврии, стремясь охватить все тенденции - но в то же время продолжать жить прошлым.

 

- И Н Т Е Р В Ь Ю -

Пробить эмоциями до 30-го ряда

Комментарий драматурга Натальи Ворожбит, чью пьесу «Саша, вынеси мусор» на «Мельпомене» представлял Паневежский театр, Литва (взяла Юлия Манукян, арт-критик).

- Наталья, мы (апологеты новой драмы) настолько, видимо, развращены минимализмом «читок» - и сценографическим, и в смысле отсутствия этой раздражающей в традиционном театре экзальтации и беспрерывного аффекта, что нам уже сложно судить о качестве этих самых традиционных постановок. Ваш «Вий» в читке для меня был в разы краше, чем нашумевшая здесь постановка Дикого театра (Viй 2.0). Как вы сами относитесь к «жирной игре» по заветам Станиславского – «если я скажу текст нормальным голосом и не побьюсь в падучей, кто мне поверит?»

 - Ну, да, пробить эмоциями до 30-го ряда. Это больная тема. Впрочем, если бы я не видела хороших спектаклей, тоже бы отдавала предпочтение только читкам. Кстати, не каждый режиссер может сделать хорошую читку. Но спектакли бывают вполне пристойные. Среда, которая читает такие тексты, должна воспитывать своего режиссера, своего зрителя, делать тот театр, где мы можем говорить человеческим голосом.

 - Вы режиссера в этом смысле контролируете?

Не совсем контролирую, просто советую, для большего понимания стала писать большие ремарки. В общем, все упирается в режиссера – чуткого или нечуткого. Всегда заранее знаешь, что вот здесь будет «театр-театр» (который мы не любим), а здесь – есть надежда. Однако отказываться ни от чего нельзя. 

Невозможно совсем быть снобами и изолироваться от «неправильного» театра. Во-первых, драматургу самому надо со стороны смотреть на то, что он пишет. А во-вторых, пусть зритель хотя бы так услышит, чем вообще никак. 

Правда, сама еще в этом плане не дотягиваю. Пыталась ходить на традиционные спектакли (Полтавский театр, к примеру), лечиться от снобизма. Но не вылечилась. Выскочила. После этого «Том на ферме» зашел мне очень хорошо.

- Ну, мы и не пытаемся. Слабаки…

- Да, трудно (смеется). Но не безнадежно. Проходят годы, и я смотрю, что все-таки воспитываются и режиссеры, и актеры. Если с ними работать, они начинают чувствовать тоньше. Не то чтобы прямо чудеса происходят, но сдвиги есть. Здорово, что в Херсоне выросло целое поколение в протесте к традиционному театру.

Насчет «Вия». В постановке Дикого театра его все хвалят. Хотя у меня отношению к этому спектаклю неоднозначное. Вообще, для меня любая постановка моей пьесы – травма. Многие режиссеры сами ставят, не всегда удачно. Это их история, не моя. Травмирует излишняя театральность, это да. Сейчас очень популярен документальный театр – в том числе, и как один из видов театрального образования. Как только артисты начинают работать с документальным текстом, они уже не могут поступать с ним так, как с художественным. Им приходится себя ломать. Не могут они живой текст произносить слишком театрально. Так же документальная драма лечит драматургов. Начали писать «человеческими голосами». Это прививка для всех.

ЗРИТЕЛЬСКИЙ ФИДБЕК

    Елена Афанасьева, куратор:

Посмотрели в ДКТ белорусский спектакль «Матушка Кураж». Спектаклем это назвать сложно, скорее, жанр можно определить как «театрализованный концерт по Брехту». Но тема и ассоциации должны были показаться нашему зрителю актуальными - война идёт, война никак не закончится, разрушенные опустевшие города - это страшно во все времена, и кто-то всегда на войне зарабатывает, не замечая, как теряет всё самое дорогое, в том числе - себя, кресты на сцене, в итоге простой народ уже открыто говорит, что нам это не нужно... А что нужно простому народу? Водка, колбаса - по тексту спектакля... Затянуто, банально, но... Вроде как тебе дают шанс поглубже обо всём этом задуматься. И вроде как это не лишнее... Нам же это не нужно, правда?

Выходим из театра. Площадь перед ДКТ пустая. Но немного дальше, возле fashion-кафе «Zefir» - выставка крутых тачек. Подумалось: с размахом бедствует народ... Нет, точно не лишнее. Правда, как всегда, не тот народ задумывается) Впрочем, и вчерашний непонятый армянской диаспорой Хармс (хороший спектакль Ереванского театра «Лю-боф»), и сегодняшний Брехт писали для... Кстати, для кого они писали?)))

    Максим Афанасьев, режиссер, художник:

Черкасский театр. The Бісхалатність. Рок-опера. Меня удивило, как действие, поначалу смахивавшее на гадкого утёнка, вспорхнуло к середине спектакля белым лебедем. Ох, уж эти мне гремучие смеси высокого и низкого. Нафига, думаю, на этом утреннике собрали хороших музыкантов. Если бы актёры блеяли а капелла и пели по наитию и невпопад, было бы смешнее и органичней. Зато, когда сквозь пелену капустника стала просвечиваться едкая болючая драматургия, и тема отечественной медицины разлилась полноводным кошмаром, я стал внимать каждому слову, собранному из документального материала Татьяной Киценко. Странное чувство, когда сквозь пелену чужеродного капустника пробивается теребящее нутро сочувствие и сопереживание. Это высокий пилотаж. Мне понравилось. В конце, правда, актёры резко попытались реабилитироваться за «балаган» в подаче и зачитали письма из АТО. Типа резюме, вывод, мораль… Ну, то вже було зайве.

    Сергей Дяченко, историк:

Театральный май. Праздничную атмосферу задает херсонский театр. Фестивальное настроение дорогого стоит, поскольку ни один другой фест в Херсоне не может похвастаться таким широким представительством гостей и количеством представленных работ: более 30 постановок из 12 стран. И потому две недели в Херсоне царит по-настоящему фестивальная, азартная атмосфера. В городе много гостей, чувствуешь чужих в городе – это тоже будоражит. Времени и сил ни на что не хватает, даже на то, что выберешь. Понимаешь жюри. Тем не менее, ни с чем не сравнить ощущение пребывания в гуще событий и ожидания чего-то нового.

И вот потому, что не всё просмотрено, есть червоточинка, что лучшее упущено, а выбор оказался не самым оптимальным. Общее впечатление от того что удалось увидеть – ретро. Ричард III поставлен в духе годов 70-х с тогдашними поисками и сценографией, жирной игрой и вращающимися знаменосцами – в этом смысле поставлен круто и Богдан Бенюк ­– молодец. В стиле 80-х поставлен танец с рамками (пластическая драма) «1984» театра «Splash». В стиле 90-х – «Попы, менты, бабло, бабы» Дикого театра с подходящим, хотя и современным сюжетом. 

Ретро – в моде. И всё хорошо бы, но «провалов», ничего не несущих и не дающих сцен моё восприятие не перенесло, и я крепко засыпал. Потому, может быть, выигрывали современные драмы современных молодых драматургов, их труднее «перетянуть» на сцене. А Евгений Марковский и его «Твари проклятые» выиграл ещё и тем, что вообще обошёлся без постановки, выдав «читку». 

Тут я себя, как зрителя и спрашиваю, что же, проблема в режиссере? «Том на ферме» по восприятию вошёл, как родной, но зритель то разный. Здесь формат фестиваля победил. Разный зритель что-то да выберет. А вот средний? Здесь херсонский театр победил, ведь он давно просканировал херсонского зрителя с крутым пиксельным разрешением. Если бы фест проходил в Барселоне – другой разговор, но наш зритель, плотно застрявший во времени, выберет Ричарда III, а от Марковского и ему подобных будет еще долго вздрагивать.

    Юрий Житняк, экономист:

«Мельпомена Таврии 2017» завершилась, но я продолжаю смаковать послевкусие фантастической театральной атмосферы фестиваля. Не имея физической возможности посетить все спектакли, поделюсь с читателями наблюдениями, которые не втиснешь в прокрустово ложе театральной рецензии.

Фестиваль достиг высокого статуса, поэтому на него приезжают высококлассные труппы, представленные своими звездными составами. Не буду заниматься составлением собственного рейтинга спектаклей, пусть этим «неблагодарным» видом спорта занимается жюри. Нельзя таланты распределять по местам…

В последнее время на театральных сценах мощно проявляется тенденция добавлять к авторским текстам мелодии и пластические этюды. Этот прием дает возможность осовременить пьесы и самовыразиться не только режиссеру, но и актерам, донести чувства, которые порой не передать словами. 

Три спектакля: «Ричард ІІІ» (В. Шекспир), «Приглашение на казнь» (В. Набоков), «Вид с моста» (А. Миллер), - объединил один общий язык, язык пластики любви. 

Б. Бенюк и Т.Шляхова (Ричард ІІІ), в сплетеньи рук передали скрещение змеиных судеб Ричарда и его королевской жертвы.