Эркюль Пуаро – детектив, щеголь, эстет, бельгиец (что в глазах британцев – повод его слегка презирать и приписывать страсть к французской кухне вообще, и к пресловутым лягушачьим ножкам, в частности: в одной из экранных версий его похождений Пуаро назвали «жабоїдом»). Чего стоят его знаменитые усы! Как характеризовала его сама Агата Кристи, Пуаро «всем своим видом напоминал комика из мюзик-холла». И все же, в первую очередь, это интеллектуал, чья преданность делу распутывания криминальных загадок сродни маниакальной.

Поскольку работа «серых клеточек» не прекращается никогда, Пуаро плохо спит. Традиционные усыпляющие средства и ночные колпаки помогают мало. Дизайнер предлагает коллекцию розовых ночных рубашек из поролона, которые вырвали бы утомленного сыщика из круговерти умозрительных расследований и погрузили бы в счастливое беспамятство. Материал продиктовал форму и ощущения – «органической» округлости и мягкости, упругости снаружи и обволакивания внутри. Идеальный для полноценного редакса. Нескучно окрашенный во флуоресцентные цвета. Учитывая склонность Пуаро к театральным эффектам, он явно оценил бы и эту палитру, и нарочитую броскость деталей.

Однако эти «ночнушки» – не просто «смягчитель» физической и ментальной жесткости. Они – набор ночных одежд для инициации постмодернистских сновидений, которые трактуются, как своеобразная метафора эволюции духовного бессознательного. Через сны, навеянные «ночнушками», сознание сновидца сначала пытается установить контакт с бессознательным содержанием своей психики (костюмы №1 и №2 – проводники), перенасыщенной образами преступного мира, хаосом, Злом, в конце концов, в его самом трансцендентном понимании, а затем очиститься от всего этого – для чего в «ночнушке» №3, раздувшейся до размеров скафандра, имеются трубки разнообразных диаметров, рождающие стойкие «матричные» ассоциации. «Сливая» весь накопленный деструктив, Пуаро переходит на следующую стадию, где сон – скорее транс, наполненный видениями, интерпретировать которые невозможно в силу их над-человеческой природы. Его «я» множатся, он с азартом гончей погружается в поиск себя истинного и это поиск уводит его все дальше – в мир сакрального и эзотерического, всего того, что Пуаро в сознательной жизни отрицал, как иррациональное, а, значит, глубоко ему чуждое. Но в снах, спровоцированных «ночнушкой» №4, он вдруг, в лучших традициях гностицизма, осознает, что окружающий мир и его тело/мозг – тюрьма, побег из которой освободит его от ужасов этого мира и уподобит его Демиургу, создающему свою собственную Вселенную, куда Злу хода нет.

Последняя, пятая ночнушка – это абсолютная, необратимая метаморфоза, в которой сон окончательно становится единственно существующей реальностью. Это восхождение в персональную Валгаллу (или, согласно г-ну Пелевину, возвращение во Внутреннюю Монголию). Здесь нет места страданиям, комплексу вины, сожалениям, фобиям и прочим деструктивным психическим явлениям, ибо все искуплено и прощено. Это – сияющая пустота, где Эркюль Пуаро – больше не Эркюль Пуаро. Он – бесконечная розовая поляна, по которой скачут все съеденные им когда-либо лягушки. Цепочка «Сыщик – провидец – дезертир – демиург – Ничто» замкнулась. Конец прежней экзистенции. Рождение нового дискурса, в котором все известные нам культурные символы и коды не имеют никакого значения.

Текст: Юлия Манукян